Когда босс произнес эти слова, на одну безумную секунду Себастьян подумал, что тот мечтал о нем так же, как он сам. Что тоже нырял под холодный душ, спасаясь от ярких, сводящих с ума фантазий о своем подчиненном. Вспыхнувшая как пламя мысль сожрала весь кислород из легких, заставив отчаянно глотать ртом воздух.
Но прежде чем он успел ляпнуть какую-нибудь очередную глупость, Себастьян сообразил, что конечно же, шеф имел в виду совсем другое. Простые люди его занимали мало, и уж точно он не стал бы тратить время, представляя какого-то там Себастьяна Морана в эротичной позе.
Но Мистер М являлся не только хорошо известной в криминальных кругах торговой маркой, но и человеком из плоти и крови. Живым человеком, которому время от времени требовалась сексуальная разрядка.
Конечно, у него были фантазии.
От этой мысли стало так жарко, что Себастьян не удивился бы, если сейчас у него тоже обнаружилась лихорадка.
— И… и какие у вас фантазии? — хрипло спросил он, не особенно надеясь на прямой ответ.
Так и оказалось. Вместо ответа босс послал ему снисходительную улыбку, какие взрослые щедро раздают простодушным детишкам с наивными вопросами.
— А ты этого еще не понял, Моран? За четырнадцать месяцев работы в моем чарующем обществе?
Себастьян закусил губу.
Это не насилие. Мориарти не был садистом и боль использовал лишь тогда, когда не действовали более эффективные психологические инструменты. И руки пачкать никогда не любил. Нет.
Мазохизм? Себастьян невольно кинул взгляд на заляпанные проступившей кровью бинты. Босс знал, что его будут пытать, но пошел на это. Хотя для пятичасового допроса с пристрастием он легко отделался. Впрочем, в способности Мориарти запудрить мозги кому угодно и в какой угодно ситуации Себастьян не сомневался ни на секунду. В памяти вдруг всплыл распластанный на кровати пакистанец, отчаянно мычащий сквозь кляп. Представить на его месте босса Себастьян не мог совершенно — Мориарти слишком расчетлив для мазохиста, слишком любит…
Да, вот оно!
— Контроль, — произнес он убежденно. — Вас заводит контроль.
— Ты представить себе не можешь, Себастьян, — почти ласково улыбнулся Мориарти, — как меня радует тот факт, что ты еще способен думать головой, а не упирающимся мне в живот членом.
На последнем слове он слегка выгнул спину, и Себастьян не смог удержаться от стона. Чувствительная головка задела бинты, и от этого ощущения в горле защипало, как от острой приправы.
— О, я слишком рано сделал тебе комплимент? — рассмеялся шеф.
Нет, он все-таки садист! Садист, который… Себастьян резко выдохнул. Который проверяет его контроль.
— Я вас не разочарую, — сказал он сквозь зубы.
— Очень на это надеюсь.
Мориарти резко ухватил его одной рукой за шею, другой крутанул за плечо — и с легкостью подмял под себя, усевшись сверху. Себастьян сам научил его этому приему во время одной из рабочих поездок.
— Итак, на чем мы остановились? — глаза у Мориарти ярко блестели. — Ах да, на моих шаловливых эротических фантазиях. Ты забавный, Себастьян, знаешь? Очень забавный. Это, кстати, стало одной из причин, почему я просто не приказал пристрелить тебя, когда заподозрил, что ты ходишь на сторону… не в этом смысле, не гляди на меня так оскорбленно. Так вот, контроль. Контроль, Моран, это не грубое подавление, не скучный шантаж и не тупое насилие. Все куда тоньше и интереснее. Представь себе нити, сотни, тысячи нитей, таких тонких, что их почти не видно. Это не тугие струны, нет, эти нити мягки и почти неощутимы. Если не знать об их существовании, то легко верить, что никаких нитей нет, и тебя ничто не держит. Вообще-то, большинство людей в это и верят…
Он говорил, а сам чертил на теле Себастьяна невидимые узоры. Палец поднялся от пупка вверх до груди, обвел «восьмерку» вокруг сосков, провел вдоль ключицы к левому плечу, спустился к ребрам, потом опять скользнул вверх… От этих движений и негромкого размеренного голоса босса с Себастьяном творилось что-то странное: тело стало совсем легким, будто наполненное газом, и пузырьки углекислоты тихонько шипели сейчас на языке, лопались прямо под кожей, бурлили в крови. Ему казалось, что если он взмахнет руками, то сможет взлететь, и только Мориарти, прижимающий его своим весом к дивану, не дает ему взмыть к потолку. Контроль, Джим говорил о контроле, но Себастьян утратил его полностью.
— Себастьян, — босс улыбнулся кривоватой, чуть смущенной улыбкой, — вытяни руки за головой.
Руки, казалось, двигались не по его воле, а сами по себе, словно зачарованные. Кушетка была слишком короткой, и они неловко повисли в воздухе за ее краем. Пальцы судорожно дернулись несколько раз, пытаясь ухватиться хоть за что-то, а потом сжались в кулаки.
— Хорошо, — кивнул Мориарти и приподнялся, перенеся вес на колени. — А теперь раздвинь ноги.
Углекислый газ шипел и взрывался в голове, пожирая все мысли. Себастьян открыл рот, собираясь сказать что-то или, может, задать вопрос, но вместо слов с губ сорвался стон. О господи, нет, о боже, да, — все что угодно, все что хочешь!
Он заскользил ногами по сидению, пока одна не уперлась в спинку, а другая не свесилась с края кушетки.
— Молодец, — Мориарти все так же выводил на его теле замысловатые фигуры. — Я хочу, чтобы ты оставался в этой позе и не двигался. И запомни самое главное, пожалуйста. Кончишь только тогда, когда я тебе скажу. Понял?
Себастьян сглотнул и торопливо кивнул. Джим улыбнулся и провел пальцем по щеке и губам.
— Не разочаруй меня, ладно? Ты обещал.
Он поменял положение, встал на колени между ног Себастьяна, бедром прижав его левую ногу к диванной спинке. По телу непроизвольно прокатилась дрожь. Ужасно хотелось обхватить Джима ногами, поймать его, удержать, вжаться посильнее, чтобы ощутить, что и он дрожит тоже, — но нельзя. Нельзя. Он с силой сжал кулаки, чувствуя, как все сильнее и сильнее трясутся руки.
— Скажи мне, Себастьян, в своих мечтах ты был сверху или снизу, а? — Джим наклонился и, как он сам совсем недавно, пощекотал языком сосок, а потом приподнял голову, чтобы взглянуть на него. — Ты представлял, как точно так же дрожишь и стонешь подо мной? Или в твоих ночных фантазиях это я раздвигал перед тобой ноги?
Себастьян застонал в ответ, отчаянно, жалобно. Босс почти полностью лег на него — так, что его твердый, горячий, влажный от слюны член с силой прижался к его. Ах черт, как же хорошо!
Мориарти засмеялся, толкнулся бедрами — и они задели друг друга сверхчувствительными от возбуждения головками. Себастьян закусил губу, чтобы не закричать. На миг Джим болезненно прикусил сосок, но тут же выпустил изо рта и легонько дунул на него. Себастьян не выдержал, замычал сквозь зубы. Удовольствие было слишком острым, слишком сильным.
В паху желание скручивало мышцы в тугую пружину. Больно, сладко, тяжело, обжигающе-горячо, хорошо, хорошо!
— Я жду ответа.
Как Мориарти умудрялся сохранять такое хладнокровие? У него даже голос почти не изменился, только сделался более хриплым. Контроль, да, все дело в контроле над эмоциями, над желаниями — своими и чужими. Надо открыть рот и ответить. Давай, Себастьян, соберись! Верни контроль, ну!
— Я пред… ставлял… — Язык почти не слушался, как у пьяного, да что за проклятье такое! — И так и так. Все равно как… Сверху, снизу. Неважно. Как хотите.
— Как хочу? — Джим хмыкнул. — А ты не боишься, м-м? Не боишься полностью отдать мне контроль?
Сердце скакало в груди как бешеное, не давало вздохнуть. Не давало говорить. Не давало думать.
— Н-нет.
— Тогда закрой глаза.

В темноте все чувства обостряются. Это Себастьян знал давно. Но до этой минуты не представлял себе, как сильно.
От каждого действия Джима, от каждого касания, поцелуя, укуса, движения по телу пробегали искры. Себастьян видел их на изнанке век: ярко-голубые, они вспыхивали, как сигнальные ракеты, и улетали куда-то в темноту, оставляя за собой светящийся след. Они пронзали каждую клеточку тела, дергали за каждый нерв, заставляя содрогаться и стонать. Еще, пожалуйста, еще!
Его трясло как в лихорадке, ухватиться было не за что, он съезжал с кушетки вниз головой все сильнее, пока не уперся в пол руками. Тело выгнулось дугой, как натянутый лук. Невидимая пружина в паху сжалась так сильно, что звенела при легчайшем касании, звенела и умоляла — отпусти меня, отпусти!
Себастьян до крови закусил губу. Нет, нельзя. Контроль, ты помнишь? Помнишь! Нельзя.
Джим провел ладонями по низу живота, по бедрам. Какие у него горячие руки! Как хочется…
— Пожалуйста!
— Скажи, чего хочешь. — Голос у Джима изменился, стал глухим и резким. Себастьян слышал, как быстро он дышит.
— Не могу больше! Дотроньтесь до него… пожалуйста, пожалуйста!
Джим перестал двигаться, замер. Себастьян чуть не взвыл от отчаяния. Но неожиданно горячие пальцы легко и быстро пробарабанили по пересохшим губам, и Джим произнес нетерпеливо:
— Открой рот и оближи их.
Пальцы подрагивали, пока Себастьян сосал и облизывал каждый. Они были такими же нетерпеливыми, как голос, как дыхание, что Себастьян слышал над ухом. Другой рукой Джим погладил его по волосам, и только тогда Себастьян почувствовал, что они мокрые от пота. Что он весь мокрый от пота, как и Джим, от которого просто полыхало жаром. Как от костра. Как от кипящей лавы.
От этой мысли перед глазами снова вспыхнула электрическая искра — и разрядилась внизу живота, ударила так, что он подавился криком.
— Спокойно, Себастьян, спокойно, — проговорил Джим скороговоркой. — Подожди, подожди, подожди. Сейчас. Спокойно.
Он выдернул пальцы изо рта, мазанув слюной по губам, а потом резко распрямился — Себастьян понял это по тому, как, пронзительно скрипнув, качнулась назад кушетка, — и соскочил на пол.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал он то ли Себастьяну, то ли самому себе. И тут же сказал совсем другим голосом, тягучим и властным: — Скрести ноги в лодыжках. И сожми бедра посильнее.
От удивления Себастьян чуть не открыл глаза.
— Что?
— Тебе повторить?
— Но… Нет, я понял.
О господи, Джим собирается быть нижним! Он просто разыграл его с этим «раздвинь ноги», заставил поверить, что пассивом станет Себастьян, а теперь… раз Джим хочет, чтобы он принял такую позу, значит, сам будет «наездником».
Себастьян спешно сдвинул ноги, упершись посильнее руками в пол, чтобы сохранить равновесие. Чертова кушетка, как же неудобно!
Прижатые друг к другу бедра стягивали мошонку, и от этого ощущения — и мысли о том, что сейчас произойдет, — желание становилось совсем уж непереносимым. Ну же! Ну!
Джим оседлал его, затем встал на колени, провел влажной ладонью между плотно сомкнутых бедер, коснулся мошонки и основания члена.
Сейчас, боже, сейчас!
Себастьян услышал, как Джим громко, протяжно выдохнул и хрипло рассмеялся:
— Все-таки ты ужасно забавный, Моран!
И в ту же секунду чужой член резко толкнулся в щель между бедрами.
От неожиданности Себастьян дернулся, и Джим немедленно прижал его к дивану.
— Лежи с-спокойно! И сожми ноги сильнее.
— Но!..
Джим снова толкнулся, и Себастьян почувствовал, как пульсирует член, зажатый между его бедрами, как словно иголками начинает покалывать в этом месте кожу, как разливается под кожей жар.
— Ты так легко поверил, — Джим говорил короткими, резкими фразами и каждую сопровождал новым толчком, — что мы вот так трахнемся? Без презервативов? Без смазки? На этой рухляди… что развалится под нами… в любой момент? Да ты оптимист!
— Я… — Жар нарастал, не давай думать связно. — Вы же сами… Я не… Зачем тогда? Зачем?!
Джим не ответил. Вместо этого он сжал его член и с силой провел вверх и вниз по всей длине.
Себастьян не закричал — взвыл. Волна удовольствия ударила внезапно и захлестнула с головой. Горячие мокрые пальцы. Гладкая кожа. Быстрый ритм. Куда быстрее, чем он привык. Ногти задевают кожицу головки. Давление. Резкий поворот кисти. Боль. Удовольствие. Давление. Давление. Звенящая пружина. Давление. Не могу больше!
— Я не могу! Пожалуйста! Не могу больше!
Его трясло, руки подгибались. Сердце колотилось так, что больно было дышать. Себастьян широко распахнул глаза, но по-прежнему видел лишь яркие вспышки разрядов, сотрясающих тело.
— Джим! — взмолился он. — Прошу тебя!
Тот резко остановился. Замер неподвижно.
— Забываешься. — Ярость в голосе стеганула не хуже плети. — Я тебе не Джим.
Себастьян что есть силы саданул кулаком по полу, чтобы хоть на пару секунд прийти в себя. Нет, не Джим, конечно, не Джим. Какой он идиот!
Не Джим. Не Джей-Джей. Не Мистер М. Есть лишь одно имя. Только одно.
— Мориарти!
Тот глухо застонал, вздрогнул всем телом и вжался пылающим лбом Себастьяну в плечо.
— Можно, Себастьян, — еле слышно произнес он. — Теперь можно.
Пружина распрямилась.



Может, он и кричал, Себастьян не мог сказать. На время он выпал из реальности. Полностью отключился.
Такого с ним раньше никогда не бывало. Наверное, что-то похожее чувствуешь перед смертью. Наверное, сработай тогда в афганской пустыне та противопехотная мина, он испытал бы нечто похожее: слепящий белый свет, рев в ушах. Как сейчас. Только вместо агонизирующей боли — столь же острое удовольствие, от которого тело точно так же бьется в спазмах.
Когда Себастьян снова открыл глаза, то обнаружил, что лежит на полу, а Мориарти сидит на нем сверху и сдавленно чертыхается.
— Кушетка отдала концы? — спросил он, немного собрав вместе обрывки мыслей.
— Это ты чуть не отдал концы, — огрызнулся босс и продолжил более миролюбивым тоном: — Я уж думал, мне тебя реанимировать придется. Или прибить окончательно. Ты всегда во время оргазма лягаешься как лошадь?
— Я лягался? — недоуменно спросил Себастьян.
— Да ты нас с дивана сбросил! А потом выгнулся, захрипел и обмяк. Я уж думал все, сердечный приступ, — шеф немного нервно ухмыльнулся. — Ты бы хоть предупредил, что ты такой маньяк в постели.
— Я не знал, — честно признался он. — Такого раньше не случалось, ну, чтоб так… Э-э, а вам понравилось?
— Твой оглушительный оргазм? Я в восторге.
Джим скорчил гримасу, которая должна была наглядно передать, в каком неописуемом восторге от выкрутасов своего незадачливого любовника он находится, но Себастьян не обратил на это особого внимания. Ощущения вернулись окончательно, и теперь он более чем явственно чувствовал липкую влагу между все еще покалывающих бедер. Мориарти понравилось, в этом можно было не сомневаться.
Шеф слез с него, поддел пальцем заляпанные спермой бинты, скривился и отправился принимать душ.
Себастьян с трудом привстал, повернулся и тяжело привалился спиной к кушетке. Он чувствовал себя так, будто из него выкачали все силы. Мысли опять разбредались, медленно, лениво исчезая в надвигающемся тумане сна.
То, что произошло сегодня ночью, было… каким? Невероятным, это точно. Непредсказуемым. Совершенно оглушающим. Восхитительным. Пугающим. До дрожи пугающим. Просто обалденным. Безумным. Прекрасным, прекрасным.
Было что-то еще. Что-то, что ускользало, скрывалось в тени, на дне черных глаз, по ту сторону кривых усмешек. Что-то такое, отчего по коже снова побежали электрические мурашки, хотя он был так измучен, что не мог даже пальцем пошевелить.
Мориарти, произнес он мысленно.
Мо-ри-ар-ти.
Это важно, подумал Себастьян, это очень важно.
Только я не помню, почему.
Глаза закрылись сами собой, и он оказался в темноте, такой жаркой, будто где-то совсем рядом горел скрытый мраком огонь. Мориарти, прошептал Себастьян.
И тьма вспыхнула мириадами нитей.