- Джшхоаан… Это грохот выстрелов, въевшийся в барабанные перепонки. Это тысячи кристаллов проклятого диоксида кремния царапают слизистую носоглотки. Это тянущая боль в мышцах. Это цветные пятна на военной форме – болотно-зеленые, черные, серые, багровые. Багровые. Это крики, крики, неразборчивые, ни о чем. Это последний хрип Аткинса, молодого улыбчивого Аткинса по прозвищу Томми – звук моего имени искажают бульканье крови в горле и сип выходящего из пробитой трахеи воздуха. Сухого пыльного воздуха, который я продолжу равнодушно (а если бы и неравнодушно – что бы это изменило?) глотать и после его смерти. Это обжигающая вспышка где-то слева и могучие объятия взрывной волны. Это снится мне уже месяц. Весь чертов месяц.
- Джоан? За мою реабилитацию платит британское правительство. Трижды в неделю я смотрю на лощеного психоаналитика и думаю о неэффективном расходовании бюджетных средств. Лощеный говорит, доверительно улыбается, выворачивает кисти ладонями вперед. Демонстрирует открытость и заинтересованность. Спрашивает, не хочу ли что-нибудь ему рассказать – профессионально-приторные сладкие интонации. Как будто мне пятнадцать, и я выгораживаю перед матерью Гарри, невесть где шатавшуюся всю ночь. Я хочу попросить его называть меня по фамилии. - Джоан, вы уже завели блог? Или вообще заткнуться. - Да. Гхм, да, завела. - И не написали ни слова? Опять это сочувственное выражение лица. Чего он ждет, аплодисментов? Интересно, можно ли по интенсивности ноющей боли в моем совершенно здоровом бедре составлять прогноз погоды. Если да, то завтра будет пасмурно. Впрочем, это же Лондон, здесь всегда пасмурно. Психотерапевт говорит еще и еще о том, как блог гарантированно спасает абсолютно всех двинутых военных врачей, которые аккуратно и правдиво его ведут. Теперь ноет еще и плечо. - … всё, что с вами происходит. - Ничего со мной не происходит. Наверное, я отвечаю резко. И смотрю резко. И думаю. Но он… он сам виноват со своими мучительными аргументами. А я опять проснусь сегодняшней ночью в холодном поту, буду мрачно смотреть на экран ноутбука в своем нечеловечески чистом, как будто нежилом гостиничном номере, успокаиваться перед выходом на улицу, поглаживая пальцем холодный ствол. И вовсе не хочу об этом рассказывать.
- Джоан! И почему я сразу вспоминаю о том, что пистолет остался в ящике стола? Может быть, это вообще не мне. - Джоан Уотсон! Я оборачиваюсь. Резко. Недружелюбно. Я не специально, даже почти сразу узнала улыбающееся круглое лицо из воспоминаний о прошлой жизни, просто я не знаю, что сказать. - Стэнфорд, Майк Стэнфорд! Помнишь, мы вместе учились. Еще бы не помнила – он был моим лучшим другом. Во-первых, он никогда не считал, что пожимать руку женщинам неуместно, а во-вторых, говорил без умолку по поводу и без, не нуждаясь в инициативном собеседнике, так что в его компании я молча отдыхала от угадывания чужих желаний и намерений. - Да, Майк, здравствуй. Извини. - Да, я знаю, я немного потолстел. Вообще-то Майк и «знать» плохо сочетаются. Он даже зачет по черепно-мозговым нервам трижды пересдавал. У него все такая же по-девичьи мягкая ладонь. - Слышал, тебя ранили? Что случилось? Сглатываю и разжимаю кулаки в карманах. Губы сами дергаются в неловкой улыбке. - Подстрелили. Мог бы сделать вид, что обознался. Хотя Майк – нет, конечно, не мог, поэтому мы сидим на лавке в сквере у Бартса, он пьет кофе, задает вопросы и сыплет новостями, а я чувствую себя неловко. И плечо. И бедро. Черт. Может, присоединиться к разговору, отвлечься? - Так ты еще в Бартсе? Бумажный стакан греет пальцы, в нем сладкий капуччино с кисловатым химическим привкусом. Майк рассказывает о своей преподавательской карьере. Наверное, терпеть не может студентов, которые слишком тупы и ленивы, чтобы выучить топологию черепно-мозговых нервов. Ну точно. - Ты планируешь в городе оставаться? Ты нигде больше не уживешься. Та Джоан Уотсон… - Я не та Джоан Уотсон. Какая она была, прежняя? Не пила черный кофе без сахара? Прямо выражала свое раздражение и быстро забывала о нем? Любила лондонские сумерки и запах утреннего тумана? Майк улыбается ей, а не мне. А мне… мне уже можно пить черный и не следить за уровнем глюкозы в крови, я же больше не хирург. Я смотрю на свою левую руку с тщательно контролируемой ненавистью. Чертов преходящий тремор. - Вдруг Гарри поможет? – обнадеживает Майк. - Только этого и ждет. Он усмехается всезнающе и (ну вот, опять) сочувственно. У него нормальная семья, респектабельная должность и стабильный доход. - Ну, сними квартирку с кем-нибудь вдвоем. - Да брось, кто меня вытерпит. Особенно теперь. Пистолет в верхнем ящике стола. Ночные кошмары. Неспособность поддерживать бессмысленные разговоры. Тоскливые взгляды. Равнодушная смущенная вежливость. Как гребаная русалочка, каждый шаг – боль. Майк звонко смеется, а я даже не понимаю, почему. Я привыкла смеяться от физического облегчения, мгновенные постстрессовые серотониновые вспышки. - Что? - Ты вторая, от кого я это слышу сегодня. Я смотрю на него и спрашиваю – впервые за сегодняшний день – не из вежливости, а потому что действительно интересуюсь. - А кто был первый?
- Здесь все изменилось. Единственный результат консультаций психолога – желание поговорить с кем-то, чтобы можно было говорить, когда хочется говорить, а не просто потому, что нужно что-то сказать. От Доджсона с любовью. В университетские годы я любила эту лабораторию, у меня был свой уголок там… там где сейчас стоит с дозатором элегантный штатский в дорогом костюме. Наверное, теперь это его уголок, и он занимается чем-то поинтереснее реставрации формалиновых препаратов. - Майк, можно свой сотовый? Мой здесь не ловит. У элегантного штатского чудесный баритон и порывистые жесты. И нет склонности к порядку. Он понимает, что Майк врет, едва тот успевает сказать «прости», или даже знает о намерении соврать уже после уклончивой фразы о городском телефоне, сжимает губы и смотрит мимо меня. В следующий раз, когда пристанет психотерапевт, расскажу о своей склонности помогать незнакомцам, это займет его сеанса на два – два с половиной. - Хотите мой? – я протягиваю мобильник, который донашиваю за Гарри, и только потом спрашиваю. - Хочу. Спасибо, - он берется за свободный край и только потом отвечает. - Это Джоан Уотсон, моя подруга, - встревает Майк. Думаю, я уже не его подруга, не та услужливая, тактичная, немного застенчивая. Я стала гораздо более уверенной и гораздо менее живой. Ответственность, заброшенность и боль - я учусь абстрагироваться. Меня не утешает то, что кого угодно изменил бы… - Афганистан или Ирак? Мне кажется, что это я просто думаю чуть громче, чем обычно, так что я переспрашиваю. - Что? - Вы были в Афганистане или Ираке? Майк только что не облизывается, встречая мой удивленный взгляд. - Афганистан. Я раздумываю над тем, хочу ли задать встречный вопрос. То есть, достаточно ли желания, чтобы перебить опасение ввязаться в неловкий или утомительный спор. - О, Молли, кофе. Незнакомец пьет кофе и издевается над миловидной девушкой, влюбленной в него по самые пылающие уши. Мне обидно за нее и стыдно за себя, потому что он издевается не надо мной, и мне приятно. Недостойно, конечно. Но ведь мог бы – столько поводов, в сравнении с которыми отсутствие помады меркнет. Одна походка чего стоит, я же знаю. - Скрипку терпите? Наверное, он интересуется теорией хаоса. Иначе зачем разводить такой … хаос на моем бывшем образцово-показательном полигоне борьбы с энтропией? Я смотрю на уходящую девушку, на довольного собой Майка, на перевернутую пластиковую промывалку, но в основном на стремительно перемещающегося по лаборатории с безразличным видом кудрявого брюнета. Кажется, я все-таки хочу задать встречный вопрос. - Что, простите? - Я играю на скрипке, когда думаю. Порой молчу помногу дней. Соседям по квартире лучше друг о друге узнать самое худшее, - он улыбается быстрой, насмешливой улыбкой. Бутылки с маточными растворами для эпокисей стоят рядом с нагревательным столиком – мне не хочется критиковать, но так и тянется рука исправить. - А я нет, - задумчиво отмечаю я, все еще неодобрительно рассматривая яркие пластиковые крышки. Одно резкое движение подбородком вверх – и я даже успеваю заметить его встречный взгляд. Любопытство. – Кларнет и разговоры с собой вслух. Что-нибудь объясните? - Утром я сказал Майку, что трудно подобрать кого-нибудь в долю, а после обеда он привел свою подругу, только что вернувшуюся со службы в Афганистане. Простой вывод, - он надевает пальто и повязывает шарф. Чертовски элегантный штатский. - Как вы узнали про Афганистан? Он не слышит или делает вид, что не слышит. - Я приглядел квартирку в центре Лондона – вдвоем нам цену осилить. Завтра вечером в семь часов, - он говорит это вроде бы мне, но проходит в основном мимо, а смотрит редко. – Простите, мне кажется, я забыл в морге свою плеть. И мне тоже вдруг хочется раскрыть ему какой-нибудь секрет. - И все? А теперь – закрыть глаза и улыбнуться, не как обычно, а действительно улыбнуться. Столько спонтанных желаний за один день. Видимо, успела отвыкнуть. Это все психотерапия, точно. Я медленно оборачиваюсь. Он останавливается, делает еще несколько шагов в сторону и спрашивает не то раздраженно, не то подозрительно: - Вы про что? - Мы встретились четверть часа назад и завтра в семь уже идем смотреть квартиру? момент я и замечаю, как внимательно слежу за каждым его движением - руки в карманы, быстрый взгляд на Майка, приподнятые брови. - Что-то смущает? Я уже открываю рот, чтобы сообщить, что есть на свете всякие вещи – предварительные гарантии, агенты-посредники, поручители, благоприятное впечатление, общественные предрассудки, в конце концов, - но внезапно понимаю, что все это не так уж меня и смущает. - Мы ведь ничего не знаем - ни имен, ни места встречи. Долгий, расфокусированный взгляд куда-то за мое плечо, а потом и вовсе из-под прикрытых век. Отрывистые слова, очень колкие, очень четкие, с высокомерно проглоченными знаками препинания. - Я знаю, вы военврач, служившая в Афганистане, у вас есть брат, который беспокоится о вас, но вы не просите его о помощи, потому что он алкоголик, видимо, поэтому он недавно расстался с женой, ваш психотерапевт считает вашу хромоту психосоматической, к сожалению, он прав. Этого на первых порах хватит, верно? Похожие на разрывную – вызывают что-то вроде легкой контузии. Значит, ничего не знаю только я – или, по крайней мере, ему так кажется. И меня это не возмущает, даже не раздражает, хотя с тех пор как я вернулась домой, меня раздражает практически всё. Он разворачивается и уходит, весело сообщая уже из-за двери: - Имя – Шерлок Холмс. Адрес – Бэйкер-стрит два-два-один-бэ. Так и проговаривает – эту деталь я тоже запоминаю зачем-то. Подмигивает и прощается. С Майком. Все это было… Неожиданно? Стильно? Здорово? Я кажусь себе немного живее, чем полчаса назад. Услышав хлопок двери, я жалею, что не могу подольше посмотреть ему вслед, чтобы все спокойно обдумать. Странное ощущение, уже которое подряд. Майк домысливает мой вопросительный взгляд, ему, в общем-то, не адресованный, и с уверенностью кивает: - Да, он всегда такой. Я фыркаю почти так же заносчиво-шутливо, как в прошлой жизни, когда считала эту лабораторию вторым домом, и подхватываю сразу три бутылки из темного стекла и убираю в шкаф. Я ничего не понимаю и мне как-то… тревожно, да. Но славно. Форс-мажорно. Мобильник Гарри (не могу привыкнуть называть его своим) лежит на краю стола. Вот теперь Майк перестает улыбаться и смотрит удивленно. - Ну, как? А ты еще говорила, что тебя не вытерпят. В старом-добром Бартсе всегда можно найти пару-тройку психов. Если ДДСА на крышке загустеет, бутылку будет не открыть – придется выбрасывать. - Джоан? Хотя иногда помогают теплая вода и препарировальные иглы. - Джоан. Ты странно выглядишь. Ты, что, пойдешь? - Ага. Нужно ведь сказать мистеру Холмсу о бутылках в шкафу, а то будет потом искать. И еще поблагодарить. Почему Майк смеется? Я же логично рассуждаю, точно логично, и к тому же мысленно. - А вдруг он маньяк? Мой психотерапевт говорит, что у меня трудности с доверием – и нет повода лечиться. Пистолет в выдвижном ящике. Поседевшие волосы. Необъяснимые симпатии. Скальпель в кармане куртки. Секреты. - А вдруг я?
ох......какая прелесть..... аффтор, ВЫ - ЧУДО! *задумчиво смотрит* хмммм.....может продолжение напишите? у вас так здорово получилось...........лично я - с удовольствием прочитала бы ^^
То, что снится тебе, происходит со мной на земле (с)
не раз скептически хмыкал, глядя на зачвку. честно, не думал, что кто-то ее исполнит, и при том действительно хорошо - мне самому это казалось очень малореальным (заказчик, простите :3). но вы разрываете шаблоны, вам удалось настроить меня менее скептично, ибо текст и правда отличный, а в Джоан на удивление верится спасибо огромное. вы ведь планируете продолжать?
Неожиданно. Даже не знаю, что сказать. Пока думаю - большое спасибо за внимание, это уж точно.
Примечания по заявкам ДДСА, додецилсукцинилангидрид – один из маточных растворов для наиболее распространенных эпоксидных смол; токсичен, канцерогенен, полимеризуется при нарушении условий хранения, побуждая отчаявшихся отодрать крышку от бутылки хозяев виртуозно отчитывать неосторожных коллег, младших и просто идиотов. Эпоксидные смолы – заливочные среды для электронномикроскопических исследований; после некоторых специальных процедур интересующий образец помещают в форму с жидкой смолой, смола застывают, блок с образцом достают и очень тонко нарезают, срезы смотрят под проходящим пучком электронов. Электронная микроскопия – распространенный метод изучения ультраструктуры клеток, а также кристаллических решеток минералов; с помощью реконструкции по срезам полинонологи могут, например, определять детали строения пыльцевых зерен, которые мистер Ш.Холмс так ловко использует для картирования местности. И вообще очень нужный метод в разных областях естествоиспытания)
- Я умру? Скажи мне правду, слышишь? Белеющие губы, бессмысленный взгляд, в клочья разорванная брюшина. Мы все умрем, я знаю это так хорошо. Грохот, вспышка, новый кадр. - Я просил, я же просил тебя! Почему ты меня не пристрелила?! Какого хрена ты меня не пристрелила, гребаная сучка?! Я получил от нее письмо вчера – я не нужен ей таким… Что… что я буду делать там, когда вернусь… Для начала бросишь эту стерву, может быть. Разбирайся я в психологии, я не лежала бы на соседней койке в холодном посттримеперидиновом тумане и не слушала злое и отчаянное шипение. Люди бывают так нерациональны, когда речь идет об ампутации разбробленных стоп. Грохот, вспышка, еще один. - Не отпускай, пожалуйста, пожалуйста, мне больно, больнобольнобольно… Шепот и по-детски жалобные стоны, все тише и тише. Это гораздо страшнее, чем душераздирающие вопли. Я ничего не могу сделать – я уже вколола ему весь анальгетик из неприкосновенного запаса, его и собственного. Не отключаться, не отключаться, у меня нет на это права, даже на это. Боль и усталость сливаются в фоновый белый шум. Кровавая корка от яремной впадины до локтевого сгиба. Поверх прицела в разбитое окно видно песчаное марево. Еще час, еще три, еще до заката, они ведь должны нас найти. Кто бы говорил это мне. Кажется, я одновременно вижу запекшиеся искусанные губы командира, ржавеющую в багровых сгустках пулю, переместившуюся на низкий подоконник из моего онемевшего плеча, и пару нечетких фигур на другом конце улицы. Сверхбинокулярное зрение или галлюцинации – мне все равно. Горячее прикосновение приклада к щеке. Слабый щелчок как будто окунает оголенные ноциорецепторы в раскаленный металл.
Я резко сажусь на кровати, сгибая колени. Разжимаю кулаки. Открываю глаза. Медленно выдыхаю. Мокрые виски и ресницы. Зря вчера жаловалась – теперь уже совсем не так больно, как тогда, я почти успеваю забыть об этом за день, но вспоминаю каждую ночь. Дыша сквозь холодные струи, я пытаюсь придумать, что может быть хуже. Говорят, обычным одиноким женщинам снятся экс-бойфренды – если бы так, что было бы тогда? Я бы из ночи в ночь видела, как Ден с привизгом выкрикивает: «Джоан, с тобой невозможно! У тебя вообще есть собственные желания, как у нормальных людей?!» Не самая пугающая перспектива. Но так то обычным. Черный кофе обжигает гортань. Сзади по шее стекают холодные капли. И плечо. И бедро. И все это не смертельно, как бы ни было мерзко. Эй, это что, сожаление? На электронных часах мигают цифры. До наступления утра волосы успеют высохнуть, не меньше пяти раз. В номере темно, тихо и чисто. Внутренний диалог по ночам особенно многословен и депрессивен. «Ставьте себе небольшие цели. Переедете в новую квартиру – и все изменится, непременно, к лучшему», - говорит мне психотерапевт на каждом сеансе. Интересно, этот человек вообще слышал о том, что у события бывают причины? Лаплас нервно докурил в сторонке и пошел стреляться. Боже, как хочется подумать о чем-нибудь другом. Сегодня мне повезло - есть, на что отвлечься. Я набираю в строке поисковика имя двумя пальцами правой руки. Зеленая лестница, значит?
-
-
02.02.2011 в 00:08-
-
02.02.2011 в 14:26-
-
03.02.2011 в 01:06выходит, Джонни нарцисс?))
-
-
03.02.2011 в 14:39-
-
04.02.2011 в 13:07Это писала я, но продолжать не стала.
-
-
04.02.2011 в 13:08-
-
09.02.2011 в 22:031/?
-
-
09.02.2011 в 22:04-
-
09.02.2011 в 22:33-
-
10.02.2011 в 04:38-
-
10.02.2011 в 07:50аффтор, ВЫ - ЧУДО!
*задумчиво смотрит* хмммм.....может продолжение напишите? у вас так здорово получилось...........лично я - с удовольствием прочитала бы ^^
-
-
10.02.2011 в 08:23-
-
10.02.2011 в 09:36-
-
10.02.2011 в 09:43-
-
10.02.2011 в 10:09-
-
10.02.2011 в 10:15-
-
10.02.2011 в 10:31Короче, нет слов, очень надеюсь на продолжение.
-
-
10.02.2011 в 11:06-
-
10.02.2011 в 14:02-
-
10.02.2011 в 15:45-
-
10.02.2011 в 16:13спасибо огромное. вы ведь планируете продолжать?
-
-
12.02.2011 в 02:01- А вдруг я?
Всё хорошо, но вот это - просто ах х)))
-
-
12.02.2011 в 22:42-
-
12.02.2011 в 23:55когда читала заявку, именно так и представляла себе исполнение.
можно ли рассчитывать на продолжение?
-
-
13.02.2011 в 04:14-
-
13.02.2011 в 21:54-
-
15.02.2011 в 17:04-
-
15.02.2011 в 17:17-
-
18.02.2011 в 01:38-
-
25.02.2011 в 23:33Примечания по заявкам
Исполнение 1. 2/?