Предупреждение: психодел и битые фразы. Текст, скорее, на любителя: больше ощущений, чем действий.
При этом, автор нервный и неусидчивый, поэтому не может писать помногу в стол (и вообще не может писать помногу), за что просит прощения. И писать будет очень долго. Ибо вымучивает — по-другому не умеет.

Исполнение 1, часть 1/?

читать дальшеДышать больно.
Лежу на дне океана. Темного, бесконечного, умиротворенного.
Насмерть прижатый, раздавленный массой воды. Меня нет.
И не дышать — больно. И это кажется правильным. Или привычным. Так должно быть.
Полумрак. Еле различимые силуэты кого-то или чего-то — все там, высоко и неважно. А здесь царит безмятежность.
Но вода зачем-то выталкивает меня, выбрасывает на берег, швыряет на камни. Горячий песок обжигает обнаженное тело. Палит, ослепляет солнце. Я, кажется, кричу. И мир сгорает, дотла, осыпается горьким пеплом.

Больше ничего нет. Только теплый, душный не-воздух. Без посторонних запахов. Стерильно чистый.
Легкие все еще горят.
Тело тряпичное, не мое, сшитое взамен старого. И слишком тяжелое. И мысли не мои — чужие, тягучие и упрямые, неповоротливые и неуклюжие.

Кто я? где? Мучительный вдох.

Чернота перед глазами. Опалесцирующая окружностями. Концентрическими. Расходящимися. Одна, вторая, следующая... Мои глаза закрыты. Губы плотно сжаты. Дешевый, грубоватый хлопок под пальцами.
Дышу через боль, не могу не дышать. Что-то...

Память бьет исподтишка. Полуочнувшееся сознание стремительно выстраивает и дополняет цепочки, определяя себя. И меня. Нас.

... случилось.

Тупиковый путь. Ложная ветка.

Я помню горделиво чистое, лазурное небо; опьяняющий теплом и свежестью прозрачный воздух; бьющее в глаза необычно теплое солнце... Помню, как пристально щурил глаза Мориарти, как долбил кулаком стеклянную дверь Джим, как неслышно плакал Брук, не в силах удержать меня.

Бартс, крыша...

Не развязать — только рубить. Мой какой-то там узел. Обидно... Нужно вспомнить, обязательно нужно вспомнить. Потом, не главное.

Шерлок.

Боль отпускает легкие и жестоко сжимает виски.

Шерлок, крыша, Бартс. И я.

Глаза в глаза. В моих отчаяние — в твоих насмешка. Копирую взгляд. Рука в руке. Ты — это я. И все будет проще. Курок ждет, курок отдает приказ.

Выстрел.
Дежавю. Где-то уже было... И рушились карточными домиками монолитные небоскребы... Не помню.

Бесконечное мгновенье выстрела. И вот она — новая жизнь. Я океан, океан во мне. И дышать больно. И невозможно открыть глаза. Веки не слушаются — тоже не мои. Дрожат. А Рич заходится в истерике.

Потоки воздуха по коже, какое-то бесшумное движение рядом.
Чьи-то прохладные, нежные пальцы на лице. Легкие удары капель по коже, острый солоноватый запах и привкус. Еле-еле, с трудом, с чужой помощь, но я, наконец, открываю слезящиеся глаза. Их ломит от света, и я никак не могу сфокусировать взгляд. Комната двоится, плывет. Светлая, казенно-никакая. Светлые стены, светлый потолок, светлая дверь, светлые занавески на светлом окне. Чей-то светлый силуэт рядом, на грани бокового зрения. Но мне нужно повернуть голову, чтобы увидеть. А я не могу. Тело не слушается. Отказ системы. «Повторите ввод», — издевательски шепчет Джим.
Человек, стоящий рядом, берет меня за руку, сжимает пальцы и, наконец, наклоняется и попадает в фокус моего взгляда. Девушка, совсем молодая, белый халат и белокурые пряди из-под белой медицинской шапочки. «Вы в больнице, сэр, не беспокойтесь, все в порядке», — бесшумно произносят ее губы.

А я думаю, что слух, вероятно, уже не вернется.

Она очень аккуратно поворачивает мою голову, смотрит куда-то за левое ухо, потом возвращает в исходное положение.
Я снова не отвожу от нее глаз. Собираю крупицы информации — единственное, что мне сейчас доступно.

— Если Вы меня понимаете или слышите, сэр, пожалуйста, моргните один раз.

Я гляжу на нее не мигая — обычная осторожность, ничего более. Она вздыхает и отходит к краю моей больничной койки, нагибается и менят мешок для сбора мочи, потом возращается, кажется, проверяет уровень раствора в системе, подкручивает капельницу, протягивает руку и закрывает мне глаза. Я очень хочу, но не могу отшатнуться от ее пальцев.
Наконец, медсестра неслышно уходит. Впрочем, не знаю, возможно, она оглушительно стучит каблуками при этом. Или напевает «we could have had it all...»

Вновь распахиваю веки. Сам. Прогресс.

Тем не менее, попытка поднять руку оборачивается крахом. Как и согнуть ногу.
Только чувствую, как сминается простынь под слабыми пальцами. Надеюсь, что чувствую, а не фантазирую это. Боюсь паралича. Правда, боюсь. Очень-очень.

В окно стучит ветка, корявая и безобразная. Хичкок. Классика хоррора.
Стучит тревожно, торопит: «Эй, ты слышишь? За тобой уже идут, идут, идут...»
А я теперь ничего не слышу. И кто бы ни шел, я все равно не убегу сейчас далеко. Остается лишь надеется, что расчет был верен и долгие месяцы подготовительных работ не были напрасными. И что люди верят в неудачника, бедолагу Ричарда Брука.

Последний вздыхает. Будто ему неловко и даже стыдно.

Незнакомое, непонятное чувство поднимается откуда-то из живота. Болезненная, неправильная, неуместная легкость и, будто, невесомость. Следом накатывает тошнота. Мориарти негромко, но четко отсчитывает: "четыре, три, два, один... сюрприз"... И меня выкручивает дугой на постели, а потом все гаснет.

Все гаснет и я снова не могу открыть глаза. А когда у меня это кое-как получается, то за окном уже темно, и рядом горит лишь бледный ночник.
Возле ночника, на жестком больничном стуле, вытянув худые ноги и скрестив на груди руки, сидит тот, кто, по сути дела, более всего мне сейчас нужен.

а1

заказчик прочитал и выдохнул)
дорогой автор, пишите сколько угодно медленно, я умею ждать)
спасибо, что отважились на пов Джима, спасибо за неспешность и основательность - очень нравится
нравится найденная вами интонация, этот спокойно-отстраненный наблюдатель за всеми троими: Мориарти, Джимом, Бруком
интересный Джим, спокойный, не истерит, не боится (и правда, чего ему бояться, он уже все сделал, все сыграл, final problem решил, ну или думает, что решил)
в общем, я прониклась
и воспоминаниями о крыше, и белой палатой (так и вижу черные волосы Джима на подушке), и веткой за окном, и предчувствием новой жизни
спасибо

читать дальшесочувствую, что написание дается вам тяжело
может, дальше будет не так мучительно)
заказчик

автор прочитал отзыв и тоже выдохнул :-) большое спасибо, постараюсь не разочаровать

читать дальшене переживайте, я мазохист, мне в кайф помучиться над текстом

а1, довольный пошел спать

Это будет долго... но дай-то Бог, чтобы это было! Спасибо автору за смелость, мне понравилось очень, но хочется еще...

arch-nemesis, спасибо за такие слова.
"Еще" будет, но, как я уже говорила, нескоро, т.к. я очень медленно пишу. Например, вот эти первые несчастные 700 слов я писала и переписывала три недели. Ну и времени свободного не так много, к тому же.
В любом случае, буду стараться не разочаровать :-)

a1

Дорогой автор, пишите столько, сколько нужно
а тут вас будут ждать терпеливые читатели))
Очень понравился ваш стиль повествования, все эти "ощущенческие" описания и мысли Джима
ну и завязка на следующую главу, конечно, интригует)
спасибо вам за такое хорошее начало!

zullax, очень приятно слышать, очень приятно, что вы обратили на это внимание. Спасибо большое. Вторая часть на подходе.
а1

Предупреждение: НМП

Исполнение 1, часть 2/?

читать дальшеУ него светлые волосы. Пушистые и мягкие. Длинная, до глаз, непослушная челка. Сломаная линия бровей и характерно пристальный взгляд. Чаще всего грустный, с поволокой вселенской печали. При этом, умеющий ловить каждое слово, каждую интонацию, каждое мимолетное движение.

У него модельная внешность. И много полуобнаженных фото в дорогих журналах. И почти забытое второе место в стране на олимпиаде по алгебре.

Слишком много ожиданий. Слишком много денег. Слишком много возможностей. Реализованных и упущенных.
Слишком мало опыта. И банальное до пошлости падение в наркоманию.

Моя правая рука на ближайшее время. И левая. И обе ноги. И голос.
И источник информации.

Его зовут Филип Норрис. Почти что Чак. Почти что Моррис. И он весь такой — «почти что». Иногда это смешит. Иногда бесит. Иногда помогает. Иногда ломает всё до основания.

Его подобрал Мориарти. Его обработал Джим. И теперь он почти мой. Еще примерно на полгода. А потом его предположительно отпустит. Но полгода мне должно хватить. Если это время еще не истекло. Еще нет, судя по тому, что я здесь. И он здесь. Рядом.

Фил открывает глаза, когда я делаю нарочито глубокий, шумный вдох. Он также глубоко вдыхает вслед. Зеркалирует. И неуверенно улыбается. И шевелит губами. Я привычно читаю.

— Ричард... — Медленно сползает со стула и приседает возле койки. Неуверенно сжимает мою сухую ладонь в своей. Чуть влажной, нежной и мягкой.

И я отмечаю безусловный плюс чувствительности кожи. Значит, рано или поздно вернется и способность двигаться. Да ведь?..

В обманчиво невинных светло-серых глаза стоят слезы. — Я все сделал, — коротко говорит он. — Я все сделал так, как ты написал...

Я медленно закрываю и открываю глаза. Как бы киваю. Как бы.

— Ты помнишь меня?.. Я... я совершенно не знаю, что говорить... Ты пришел в сознание... Наверное, нужно позвать медсестру?.. Тебе что-то нужно? Скажи, что? — Сжимает мою руку крепче, и это почти больно. — Наверное, тяжело говорить сейчас?..

Рискую и делаю попытку произнести имя. Потому что я должен знать. Два коротких, простых слога, которые я не в силах выговорить. И мгновенный впрыск адреналина. Рефлекс. Не слышу собственного голоса. Слышу только, как часто дышит Джим.

Фил растерянно хлопает глазами. — Я позову кого-нибудь... — И уходит, почти убегает.

Я двухмерный рисованный человечек в трех-, в тысячномерном мире. Впаянный в плоскость.

Я должен знать!

Мориарти швыряет дорогую хрустальную вазу в стену. Тысячи осколков водяными брызгами рассыпаются в воздухе. Радужно переливаются в электрическом свете.

Невозможность выразить себя. Знать, уметь, желать — и не быть способным сделать это.
Пытка. Темница разума. Клетка. Наверное, именно так чувствует себя запертый за решеткой зверь в дешевом зоопарке.

Где моя пандора? где я обрету новое тело взамен этой развалины?

Кто-то заходит в палату. Меня теребят, дергают, что-то спрашивают. А я смотрю в потолок. Мысленно отмечая, как откуда-то изнутри снова поднимается волна невесомости и тревожной легкости. Она накрывает с головой. И я отдаю ей власть над собственным тряпичным телом.

Когда я открываю глаза, то за окном светает. Или темнеет. Горит ночник. А рядом на жестком больничном стуле, вытянув ноги и скрестив на груди руки, сидит юноша. Светловолосый и сероглазый. Лицо кажется знакомым, но я не могу вспомнить, где я его видел. И когда. И видел ли вообще.

— Наконец-то ты снова пришел в себя, — бесшумно произносит он одними губами. — Доктор посоветовал рассказать тебе все, что произошло, пока ты был в коме. Говорит, что так ты скорее поправишься. Сможешь «связать ниточки». — Он делает паузу, но не дождавшись от меня ни звука, ни жеста, ни слова, неуверенно продолжает. — Сейчас 2 июля, вечер. Ты приходил в себя три дня назад и вчера ночью. По крайней мере, так мне сказали. А еще у тебя, видимо, периодические эпилептические припадки. Так бывает после черепно-мозговых травм... — Он скашивает взгляд в окно. — Так, что было... 16 июня, то есть около двух недель назад, ты прострелил себе голову. И все это время был в коме. Сейчас мы находимся в закрытой частной клинике в Бристоле. По плану я должен был отвезти тебя куда-то в Европу...

«Это Филип Норрис», — раздраженно шепчет Мориарти. — Вспоминай! Ты не можешь потерять еще и память. Включайся уже!
И я вспоминаю. Проливной дождь, мрачные проулки, отдаленные стоны и истеричный смех. Грубый кирпич стены под пальцами одной руки. И по-детски легкое, безвольно повисшее тело на противоположном плече.
Нам тогда нужен был человек. Такой, которого никто не хватится. Но не опустившийся. И желательно не фатально твердолобый. Еще более желательно — гей. И совсем уже фантастика, если не старше двадцати лет.
Просто потому что слепая преданность влюбленных подростков часто намного надежнее серьезных договоров и больших денег.
И теория, судя по всему, подтвердилась.

— Но тот доктор, к которому я должен был обратиться, сам сломал... — он зевает и чешет нос, отчего я пропускаю часть слов, — не разрешили перевозить так далеко в таком состоянии.

Мориарти нервно сжимает подлокотник своего мягко кресла.

— И, грубо говоря, этот твой совершенно безумный план сработал. Холмс действительно признал, что использовал тебя. Он бросился с крыши и разбился насмерть. Как-то глупо, правда?..

Моя троица синхронно закрывает глаза.
Роскошь для меня сейчас.

— И имя Ричарда Брука очищено. И нечего больше бояться. — Фил откровенно сияет.

И что? Я победил, выходит? А где же ощущение триумфа? Сладостное, ни с чем несравнимое. Где? Или я вышиб себе способность радоваться вместе с мозгами?..

Я просто сломал свою любимую игрушку.

А предварительно она сломала... да.

И я плохо могу понять сейчас, в чем был смысл. В чем вообще смысл. Всего.

Закрываю их. Всех троих. За плотными шторами. За крепкими дверями. Чтобы не видеть. Не слышать.

Пепел, обжигающий песок под пальцами. Где он? где мой океан?..

а1

о, дорогой автор, как интересно))
немного непонятно пока что, но белокурый мальчик очень мил)
и Джим... какой Джим у вас получается!
так что спасибо вам за новую главу!)
уже хочется еще)))

zullax, спасибо большое :-)
Если не затруднит, буду благодарна, если ответите, что именно непонятно? Возможно, я что-то упускаю.

а1

Ох, автор, очень нравится)) по настроению - прямое попадание: грустно, тяжело и в то же время спокойно, без надрыва и пафоса, отсутствие которого я особенно ценю)
спасибо за Филиппа. Ожидала Морана, конечно, но это было бы совсем банально, поэтому ваш ход порадовал
Получается, Джим планировал выжить после выстрела?
Очень-очень интересно, что будет дальше.
заказчик

давайте завтра поподробнее, а то я с телефона и не очень удобно
но это ничего принципиального или страшного)

Пепел, обжигающий песок под пальцами. Где он? где мой океан?..
охренеть... у меня нет слов просто...

И еще вопрос (если не спойлер). Ему не на кого положиться, кроме этого мальчика? Или он скрывается от своей организации тоже (при условии, что у него есть организация)?

MonikaBelucci, боже мой, какой заказчик! Здравствуйте :-) Мы с вами не раз встречались то здесь, то там.

Про настроение. Конечно же, радует, что попадаю пока с атмосферой. Я очень стараюсь это делать, да. Ну и экспериментирую со стилем, конечно.
Про пафос. С джимопафосом у меня больная тема, поэтому сжигаю все на корню, стараюсь не пропускать. Но иногда все равно вылазит, мне кажется. Ну уж тут, видимо, натура у него такая :-)
Про Морана. Меня тоже заколебал вездесущий товарищ Моран, суперчеловек и суперубийца, надежда и опора, каменная стена и т.д и т.п. Поэтому не бывать ему в моем фике :-)
Про Фил(л)ип(п)а. Кстати, тоже думала два «л», два «п», или не стоит. Потом прочитала на мониторе «philips». И решила не заморачиваться.
Про планы. Я думаю, Джим не то, чтобы планировал выжить, понимая, насколько маловероятна такая возможность. И сам изначально не был уверен, что будет стреляться. Предполагаю, что там вообще у него было несколько вариантов развития. Но соломки подложил, да, под каждый :-)

Ему не на кого положиться, кроме этого мальчика? Или он скрывается от своей организации тоже (при условии, что у него есть организация)?
Эм... У него распространенная сеть агентов и многочисленных специалистов широкого профиля. Они работали с некто Мориарти. Застрелился некто Ричард Брук. И да, единственный, кто знает, что последний выжил — это белокурый мальчик с богатым прошлым :-)

zullax, конечно, как вам будет удобно.

arch-nemesis, спасибо большое :-)
Правда, после этой цитаты я поняла, что «под пальцами» становится у меня уже штампом. Буду избавляться. В оправдание могу сказать, что мне просто нравится, как этот простой оборот переносит сразу на тактильный, чувствительный уровень, как бы замедляет время... Или мне это всего лишь кажется.

а1, расписался блин

Автор 1, я слова по отдельности не воспринимаю, каждое слово, каждый оборот может стать штампом, а может и не стать. А вот образ цитаты целиком заставил меня содрогнуться, так как попал в мои мысли и четко совпал с ними, даже страшно стало...

arch-nemesis, понятно и приятно, что мне удалось передать это ощущение. Именно этого и добиваюсь, собственно :-)
а1

Очень сильный и интересный текст, и повествование-ощущение очень нравится. Удачи вам, автор, и вдохновения!
переживаю за Джима...(

Dreamy_lunatic, спасибо большое :-) это просто паланик (с маленькой буквы потому что как стиль), проинтегрированный по моим возможностям.
читать дальшеА Джиму так и надо за то, что он творил. Как ты — так и с тобой. Беспощадно и неизбежно. И он еще легко отделывается.
а1

Автор Шерлок Феста,
боюсь, вы сейчас настроили против себя всех джимолаверов, но сказано хоть и жестко, но справедливо. *вздыхает*

MonikaBelucci, да я сам еще тот джимолавер И мне кажется, должно быть видно по тексту, что я его очень люблю :-)) И где-то в чем-то понимаю. И сострадаю. Иначе не могла бы писать пов.
Тем не менее, он преступник, человек за гранью, человек, для которого ценность человеческой жизни стремится к нулю. Оттого и мучается.
а1

боюсь, вы сейчас настроили против себя всех джимолаверов
неправда как минимум один продолжает любить автора, хотя мне подобные вещи читать трудно, но это уже по своим личным соображениям и ни разу не из-за Джима... (
Автор Шерлок Феста, будем считать, что вы пишите его катарсис

Автор Шерлок Феста, Dreamy_lunatic,
Вы правильные джимолаверы)) я имела в виду упоротых, которые не приемлют саму идею, чтобы Джимачка страдал.

Предупреждение: оно еще более странное и еще более рваное

Исполнение 1, часть 3

читать дальшеВ этой обезвоженной пустыне нет жизни. Песок, песок, песок... горячий воздух по обожженным легким. Далекие дюны на горизонте, плывущие, сливающиеся в душном, жарком, густом мареве. Палящее солнце одинокой кляксой в небе. Бело-желтое на бело-голубом. Полутона белого. Намеки на оттенки. Мечта сумасшедшего модерниста, непризнанного гения.

Бескрайнее пространство, обращенный космос, пустое множество. Абсолют одиночества.

Взгляд скользит и плавится, маслом по раскаленному металлу. Не за что уцепиться. И я сейчас согласен на мираж, на самый жуткий кошмар, лишь бы увидеть хоть что-то еще. Хоть кого-то, отличного от этой белесой убийственной однообразности.

Три тени за спиной. Неправильные, неестественные, ломаные. Бесконечные. Тянущиеся, кажется, далеко из-за линии горизонта. Серые, плотные, осязаемые. Извивающиеся рваными лохмотьями на ветру. Живущие сами по себе, своими собственными жизнями.

И я бы хотел поменяться с ними местами. И всем остальным. Ну пожалуйста…

Лежу в самом сердце собственной пустыни. Хочу невозможного. Жду сезона дождей.


— Почему так больно?..
— Заткнись уже.
— Это неправильно. Должен же быть какой-то выход.
— Однажды мы уже попробовали «выйти». Итог ты знаешь. Доволен?
— Безумие какое-то…

— Это ничего не значит. Фактически, ничего не изменилось, информации как не было, так и нет.
— И ничего не опровергает.
— Не поспоришь.
— А ты хотел бы, чтобы это было правдой?
— Мне все равно.
— Уже не смешно.
— Какая разница?
— И все же. Ты ведь добивался этого?
— Он мог победить. И сам выбрал проигрыш. Сдался. Его решение.
— Какая чудесная отговорка и уход от ответа.
— Учись. Пригодится...
— Ты не оставил выбора. Неужели ты действительно не понимаешь? Фактически, ты сам столкнул!..
— Успокойся.
— Ответь, пожалуйста.
— Я не буду перед тобой отчитываться.
— Это не отчет. Я просто пытаюсь...
— Да он сам не знает.
— Так-так, двое на одного. Интересно.
— Правда, зачем?..
— А что бы сделал ты?
— Не знаю. Попытался бы как-то...
— Ты и пытался. Как-то. Результат напомнить?
— Это был просто выстрел на удачу. Ты прекрасно знаешь.
— Выстрел. Пальцем. В небо.

— И что теперь делать?
— Ничего. Ждать.
— А смысл?
— Кое-кого тоже считают мертвым.
— Был план. Хоть какой-то.
— Вот именно. План. О котором говорилось так часто и так много, что лишь последний идиот не продумал бы пути отступления.
— Собственно, для того и говорилось?
— Возможно.
— Хватаешься за соломинку.
— Возможно.
— Проверка?..
— Возможно, мне было скучно.
— Прекрати.
— Зачем? Мне и сейчас скучно.

— То есть на самом деле ты ни тогда, ни сейчас не жаждал и не жаждешь победы.
— На самом деле я жажду второго раунда. И второй — ну или первой, если считать, что предыдущий этап окончился ничьей — победы.
— О чем ты говоришь? где витаешь?! Даже если он выжил... наверняка, находится примерно в таком же жутком, недееспособном состоянии.
— Что может быть лучше? Будет так много общего... Лежать рядом, перемигиваться азбукой Морзе.
— Не начинай, пожалуйста, это опять.
— А если нет?..
— Нет значит нет.
— Это не ответ.
— Свой ответ я уже дал.
— Просто ждать?..
— Это же невыносимо.
— Критикуя, предлагай.

— А, может, он жив и здоров. И счастлив.
— Все актеры такие мечтатели?
— Я всего лишь рассматриваю разные варианты.
— Тогда нам прибавится забот.
— Очень много людей потеряем.
— Если он узнает... То прискачет сюда. И увидит. Это.
— Я не хочу... так.
— Никто не хочет так.
— Как думаешь, есть шанс на восстановление?
— На полное? Не больше, чем выжить после выстрела в голову. В упор. То есть стремится к нулю.

— Скажи, ты тоже... чувствуешь это?
— Что?
— Зачем переспрашивать, если и так понятно?
— Это запретная тема. Больная.
— Вот именно, почему так больно?
— У меня ощущение, что тебе пятнадцать, а не тридцать с хвостом.
— Вы оба почти никогда не отвечаете прямо. А разве оттого, что ты произнешь это, что-то изменится?
— Оставь меня в покое.

Цикл. Стек переполнен. Система перегружена.

Что-то касается моей руки. И мне хочется отдернуть ее.

Песок вокруг идет тревожными, рваными волнами, колышется и взвивается вверх, пеленает, кутает. И когда кажется, что вокруг не остается ничего кроме и вот-вот накроет с головой, он насмешливо хохочет и расходится, раздвигается, образуя прямые углы. Стены.

Стены. Филип. Газета перед моим лицом. С нее на меня смотрит мужчина с темными, чуть сумасшедшими, глазами и искренней, мальчишеской улыбкой.

«Ричард Брук… ранее считавшийся погибшим… Местонахождение пока неизвестно… обладает какой-либо информацией…»

Вижу боковым зрением, что Фил шевелит губами, и перевожу на него взгляд.

— Была какая-то проверка… или что-то еще, я так толком не понял… Это не страшно, как я уже говорил, все обвинения с тебя сняты.

Информация всегда просачивается. Как ни охраняй, как ни защищай. Уйдет все равно. Лучше всегда быть готовым к этому, чем получать неприятные сюрпризы. Нужно уезжать, иначе через день, неделю или две здесь будет толпа журналистов, а я не в том виде, состоянии и настроении, чтобы давать интервью. Нужно уезжать.

Осталось только передать это Филу. Всего-то делов.


a1

Дорогой Автор, когда я потом уже перечитала предыдущую главу с компьютера, все встало на свои места)
но это было до нынешней главы
кто там третий???

Ну а вообще, хорошый текст) очень нравится, как у вас сменяются "ощущенческие" куски на более динамичные диалоговые.
а еще очень жалко Джима... и хотя он держится молодцом, отшучивается, бодрится, иногда возникает ощущение, что он может сломаться хотя я и понимаю, что не сделает он этого, конечно же. В общем, атмосфера его переживаний передана вами очень хорошо.
Спасибо большое за главу!

zullax, кто там третий???
:-) Может, пусть остается пока несказанным? Но если настаиваете, то, конечно же, объясню. На самом деле, хотела сейчас вложить Джиму пару слов о том, кто в его голове, но подумала, что будет перебор.
И мне очень приятно слышать, что глава понравилась, я за нее очень переживала.
По поводу внутреннего состояния Джима. Заказчик просил депрессию. Вот я ее старательно и обрисовываю.

а1

Может, пусть остается пока несказанным?
на все воля автора)) я против спойлеров, так что готова ждать раскрытия всех сюжетных поворотов дальше)

zullax, да никаких интриг, все на поверхности. Канон, можно сказать.

ну у меня два предположения:
читать дальше1. если имеется ввиду, что у Джима есть дополнительные внутренние личности, то это одна из них - тот же Ричард
2. это именно реальный Ричард, ну или человек, исполняющий роль актера

Немного не так. Кстати, я их всех перечисляла уже в тексте по ходу, вроде... :-)
В любом случае, видимо, нужно обозначить это явно.