свет неба, ну... Только не разочаровывайтесь потом сильно, так я буяню впервые сейчас отправлю)

На этом предлагаю, полемику ненужную прекратить. )

автор 2

Автор 2, обидно а меня не буйство зацепило)

Насчет придирок... Мой разум согласен с Вами, но на эмоциональном уровне не покидает чувство неправильности происходящего

прекратить

Автор 2, можно и мне в умыльце?

Автор2 и мне в у-мыло пожалуйста)

Автор 2 , милая вы это серьезно писали?.. в мысле пытаясь выполнить заявку или как? Не пугайте меня.

nanya, не понимаю что именно вы спрашиваете, если честно.
автор 2

Уточняю, радость моя - вы писали это как серьезное исполнение, как стеб или как солянку из пожеланий читающих. Потому что, простите, как что-то серьезное - это явно не ваш уровень.

nanya, Это ирония и протест, немного черного юмора. Я и не думаю, что тяну на тот "уровень". Тем более, я уже говорила, что писалось буквально за 30 минут в порыве экспрессии. Не бетчено, не перечитано даже нормально. И я уже жалею, что сразу на этом порыве выложила (тем более модераторы не хотят удалять). За такое мне неудобно.
Просто крикнула как смогла, решив, что с читателями ругатсься бесполезно. А объяснить, зачем долго. Если желаете высказать мнение по поводу моего неумения, или Вам все же интересно к чему это вообще я... Могу написать в личку (и так уже сегодня автор спамом занимался). Просто тренд и так уже перегружен отстраненными обсуждениями.
автор 2

Исполнение № 2

От автораИсполнение написано в соответствии с текстом заявки, но все же является альтернативным. Все предупреждения выложены ниже в импровизированной шапке, в соответствии со сложившейся политической системой правил . Не воспринимайте все близко к сердцу, это лишь метафора, в которую неумелый автор попытался запихнуть целую чужую жизнь. И повторюсь, все в стиле "прах к праху, бред к бреду и пафос к пафосу".

Название: When Your Heart Stops Beating
Категория: пре-слэш
Жанр: ангст, дарк
Рейтинг: PG-13
Размер: ~2200 слов
Предупреждения: OOC, смерть персонажа, больной на голову автор

1/2Говорят, что войну не ищут. Говорят, что она сама тебя найдет, когда посчитает нужным. Люди вообще много чего говорят, основываясь на чужой системе ценностей, в погоне за мнением большинства. Быть исключением из правил всегда очень тяжело. Тем более, когда ты сам ищешь войну, даже если не понимаешь зачем. Ведь все могло бы быть совсем по-другому…

Стоя босыми ногами на кафельном полу морга, особенно четко ощущаешь несостоятельность своего бессмысленного существования. Особенно рядом со столом, на котором пару часов назад вскрывали смысл всей твоей жизни. Особенно с дулом пистолета у виска.

Конечно, лучше было бы засунуть ствол себе в рот, чтобы не осталось ни единого шанса выжить. Прострелить наверняка продолговатый мозг и больше не оставаться на этой пустой Земле, хотя бы даже овощем. Мое тело должно сгнить в земле, погребенное под пластами сдобренной почвы, рядом зеленой травы и гранитной плитой, на которой выгравируют мое глупое имя. Ни единого знака или намека на то, что душа еще может болтаться на этой пустоши со слепыми, как и я, людьми.

Но почему-то невозможно преодолеть это отвращение к грязному металлу. Погрузить его в рот кажется кощунством. Эта смерть и так будет некрасивой, зачем усугублять и без того хрупкий момент бытия…

Палец медленно снимает пистолет с предохранителя, будто сам по себе. Автоматические действия, отточенные годами, проведенными среди настоящей войны.

Следующим шагом на пути к избавлению планеты от такой заблудшей овцы, как я, будет перевод оружия в боевое положение. Пальцы отводят затвор и резко отпускают.

Спустя мгновение дуло пистолета вновь прижимается к виску. Металл неприятно давит и холодит кожу.

Осталось нажать на курок. Картинка стоит перед глазами – внутренний срез моего оружия: курок бьет по ударнику, который в свою очередь бьет по капсюлю, в результате чего пуля вылетит из ствола.

Палец на курке не дрожит - дело привычки. Я убивал, и этого опыта не изъять из моей жизни. В первую очередь, я убивал сам себя.

Как оказалось, перед смертью, как в дыму отвратительно пахнущих кубинских сигар, проплывают обрывки прошлого. Их нельзя перемотать, остановить, не смотреть. Они просто ставят тебя перед фактом. И ты не сможешь нажать на этот чертов крючок, пока не просмотришь все ошибки, которые успел совершить. Все то, что успел так глупо просрать, пытаясь вжиться в кем-то придуманные идиотские нормы.

10 лет.

Шерлоку пять.

Он бьет меня своей маленькой ножкой по коленке. Нога рефлекторно отскакивает и ударяет по основанию его стула.

- Зачем ты делаешь это, Шерлок? – Майкрофт внимательно смотрит на младшего брата поверх книги в твердом красном переплете.

- Изучаю, - светло улыбается маленькое лохматое солнышко, не прекращая своего занятия.

Как можно не любить и обижаться?

15 лет.

Шерлоку десять.

Я встречаюсь с девушкой по имени Ребекка. Самая первая девушка в моей жизни и мне очень страшно допустить ошибку и выставить себя идиотом.
У нее длинные темные волосы, которые падают блестящими волнами на плечи, и светло-голубые глаза. И она не любит улыбаться. Для меня она прекрасна, как ангел.

- Привет, - я глупо улыбаюсь, пытаясь скрыть смущение, и протягиваю ей букет из красно-оранжевых гербер.

Сзади на крыльце дома Бекки появляется Шерлок. Единственное логическое объяснение такому внезапному возникновению его из ниоткуда – он следил за мной.

- У ее кота лишай, насколько я знаю, это весьма контагиозное заболевание. А значит и она тоже больна, тем более глядя на состояние ее ногтей и шерсти кота, которую видно на ее одежде. Неужели ты хочешь заразиться?

Шерлок говорит все это, стремительно приближаясь к ступенькам, на которых я стою как дурак с огромным букетом. Он не успевает дойти до меня каких-то пару метров, а дверь уже захлопывается перед моим носом. Как я зол…

Как я был зол. Мы не разговаривали почти два месяца. А потом все утихло само собой, но ни объяснений, ни, тем более, извинений я так и не дождался. Наверное, еще в этот момент нужно было посмотреть на ситуацию по-другому.

20 лет.

Шерлоку пятнадцать.

Тогда он впервые приходит ко мне ночью. Печальный, какой-то сломленный. С понурой головой и разодранными коленками, едва прикрываемыми хлопком летних шорт цвета хаки.

- Что случилось? – спрашиваю я, откладывая учебник по хирургии и присаживаясь рядом с ним на кровать.

- Они меня не понимают! Эти узколобые кретины банально травят меня. Кто придумал эти школы, и почему мать заставляет меня туда ходить? Я вполне могу обучаться и сам.

Спрашивать, что делают придурки в его классе – бесполезно. Поэтому я просто обнимаю худощавые плечи и слушаю поток его ругательств.

Не знаю, как так получилось, но мы уснули там, где и сидели, просто повалившись на кровать. Помнится, тогда терпко пахло ромашкой и какой-то химией из комнаты Шерлока. Его волосы лезли мне в рот и щекотали ноздри. Перед тем как отключится, точно помню, что на границе между сном и явью раздраженно чихнул прямо в его шевелюру, чем вызвал слабый сонный смешок.

В какой-то жизненный момент для нас это стало нормой. Вот такое не свойственное нам, закрытым людям, единение. И никого не смущал тот факт, что мы уже не дети. Просто это было правильно. Вот так, каждую пятницу мой младший брат приходил и сетовал на неудачные эксперименты, на тупых людей, на родителей, на Майкрофта, на меня. А я просто слушал и получал удовольствие от того, что больше никто из всех людей не видит его таким живым.

22 года.

Шерлоку семнадцать.

Он впервые интересуется противоположным полом. Ходит за какой-то нафуфыренной престарелой нимфеткой, которую по чистой случайности кто-то сделал заведующей биохимической лабораторией.

Сухая женщина, лет тридцати. Красивая, умная и властная. Светлые волосы, притягательный томный взгляд, миниатюрные ручки и язык, как рапира. Ничего удивительного, что он попал в ее сети.

Удивительно другое… Я чувствовал себя покинутым, ведь каждую пятницу до самой поздней ночи (а то и на всю ночь) он проводил в своей любимой лаборатории. По крайней мере, он так говорил. Чувство отобранного мира, в котором всегда есть место чему-то теплому, больно жгло внутренности.

- Мне не нужно, спасибо. Я – асексуал, Джон. – беспечным тоном говорит мне он в пятницу утром, улыбаясь самой довольной улыбкой из своего арсенала, когда я протягиваю ему пачку презервативов.

И самое неприятное, для меня, когда я осознаю, что от этих слов в моей душе не появляется беспокойства о том, что с моим любимым братом что-то не так. Нет, в моей душе довольно мурчат мои голодные, но пока еще сонные, монстры.

24 года.

Я прохожу мимо кабинета отца. За дверью слышатся недовольные голоса Майкрофта и матери.

- Мы не можем включить Джона в официальную родословную семьи Холмс!

Майкрофту двадцать семь. И мы никогда не были близки. Сколько бы я не старался сократить расстояние между нами, пропасть непонимания никак не желала становиться меньше. Он никогда не считал меня за своего.

А вот Шерлока любил до безумия, хоть наш младший этого и не понимал, в очередной раз чудом уходя от проблем из-за взорванного кабинета института. Теперь все встало на свои места.

- Что за глупости ты говоришь, Майкрофт? Еще как можем. Может он и не одной с нами крови, но он такой же Холмс, как ты или твой отец! – мама переходит на угрожающие нотки, которые обычно для ее оппонентов в суде значат лишь одно – они проиграли.

Вот так вот нелепо и открылась для меня тайна, что на самом деле мое истинное имя - Джон Хэмиш Уотсон.

История моего усыновления банальна, как и все трагедии в этом мире. Моя мать была лучшей подругой миссис Холмс еще со школы.

В возрасте двадцати шести лет чета Уотсонов, оставив на попечение друзьям семьи своего полугодовалого сына Джона, уехала с Красным крестом на пять месяцев в одну из стран третьего мира. Оттуда военному врачу и его супруге (старшей медсестре отделения интенсивной терапии) так и не суждено было вернуться в связи со вспышкой тифа и нехваткой медикаментов.

Шерлока решили не посвящать в эту тайну по настоянию матери.

25 лет.

Шерлоку двадцать.

Он приходит ко мне и говорит, что любит меня больше, чем просто брата. И у меня от иррационального страха подгибаются коленки. Мама меня никогда не простит, сделай я сейчас хоть что-то выходящее за рамки дозволенного.

А Шерлок уже обнимает меня поперек талии, притягивает к себе и утыкается носом в мою макушку. Младший давно на голову выше меня.

- Я все знаю, Джон, – он зарывается пальцами в мои волосы и целует мои веки.

Я отпихиваю его от себя.

- Это ненормально, Шерлок! – возмущено говорю я, пытаясь восстановить почему-то сбившееся дыхание.

Самые главные ошибки в жизни, заключаются в самых банальных действиях и банальных словах. И что более ужасно, то, что осознать их порой ты можешь, только спустя больше десятка лет.

2/2
26 лет.

Шерлоку двадцать один.

Он приезжает в мою маленькую квартирку, недалеко от работы. К этому времени, катализируемый признанием младшего, я полностью осознаю, что не меньше влюблен в своего гениального «брата».

- Уходи! – пытаюсь захлопнуть дверь прямо перед его лицом, но он успевает просочиться в помещение.

- Джон, не отрицай, ты понял. На твоем лице все читается, так же легко, если бы ты был книгой, – этот кудрявый демон наступает, и с каждым его шагом сердце проваливается куда-то к пяткам, – Ты просто бежишь сам от себя. Мы не братья. Это не инцест. А гомосексуальные отношения давно приняты обществом. Что тебя отталкивает?

Я прохожу стадию отрицания. Выпихиваю за дверь несопротивляющегося Шерлока.

На следующий день я сбегаю к тете Рут – сестре моей биологической матери. Через неделю, я меняю фамилию на Уотсон. Мама и папа долго слушают мою четкую (заранее отрепетированную) речь по телефону. Потом уже дома в кабинете отца.

Мама плачет, но понимает. Отец лишь поджимает губы, качает головой и вздыхает.

Ровно через восемь лет он примет окончательное решение, заключив, что его сумасшедшие сыновья могут быть счастливы как хотят. Лишь бы один окончательно слез с наркотиков, а второй не возвращался на войну. Влияние папы на Майкрофта больше, чем Ее Величества. Поэтому он так же через почти десяток лет вступает в игру двух влюбленных мужчин, скатывающуюся в фарс.


28 лет.

Шерлоку двадцать три и мы не видели друг друга уже два года.

Все это время покрыто туманом в моей жизни. Единственное, что вынимало мое размякшую сущность на поверхность – это приобретенная, совершенно другая семья. Маленькая женская копия меня, красивее и свободней. Дочь тети Рут - моя двоюродная сестра Гарриет, оказавшаяся лесбиянкой. Видимо ненормальность у нас в крови.

- Ты же любишь его, братишка! – подвыпившая Гарри прижимает меня сильной рукой к стене в доме тети, куда мы пришли праздновать ее пятидесятипятилетие.

Я оглядываюсь по сторонам, но гости не обращают на нас никакого внимания. Все уже достаточно хорошо набрались.

- Он мне как родной брат! Шерлок им и был девятнадцать лет в моем сознании. И он мужчина. Это ненормально.

- То, как ты живешь, тоже ненормально. Жизнь одна, и ты все потеряешь. Почему бы просто не попытаться быть вновь счастливым? Вас никто не осудит. Или ты осуждаешь меня? – она кивает в сторону лучезарно улыбающейся Клары.

На следующий день я снова звоню матери, а потом Майкрофту. Через два месяца я улетаю в Афганистан. Побег от войны внутри головы, на войну физическую. Не это ли есть самая большая трусость?

34 года.

Шерлоку двадцать девять.

Мы встречаемся в Бартсе. И разыгрываем спектакль перед Майком, что вовсе не знакомы. Даже тогда мы вряд ли бы ответили, зачем нужно было это представление. Пару звонков, и папа с мамой закрывают глаза на наши чудачества. «Чем бы дите не тешилось, лишь бы не вешалось» - с грустной иронией декламирует папа.

Я узнаю о жизни младшего за один день больше, чем за всю свою жизнь. Он вырос в красивого мужчину, что только заставляет проснуться застарелую боль, которую я так долго выжигал войной.

Мы живем вместе и играем в соседей. Потому что мне не хватает духу изменить что-то в своем представлении. Мое уважение к семье, которая меня воспитала, к матери не дает мне принять и простить факт, что я люблю своего брата совершенно не по-детски. И все равно каждый день начинается с фразы: «Ну сегодня я точно смогу пересилить свой страх». А заканчивается: «Но завтра-то я точно смогу».

А Шерлок лишь смотрит своими внимательными серыми глазами и молчит. Наверное, лучше бы он просто попробовал еще раз сделать тот самый шаг.

35 лет.

Шерлоку тридцать.

И мы вернулись к тому, с чего все началось. Ревность, интриги, редкие перебранки и дурацкие извинения в стиле Холмсов. Ирэн, мои подружки, подколки. Все острее и ярче, чем было.

Приключения, игры и волнующая близость друг с другом. На какой-то момент, забывается тот факт, что все серьезно. Что пистолеты настоящие, а смерть реальная.

Мориарти и его марионетки. Все так неважно, когда законно можно быть рядом.

И это единственный способ снять напряжение между нами, не перебарывая мой страх. Единственный и самый разрушительный.


36 лет.

Холодный кафель холодит босые ступни. По щекам льются горячие слезы. Права была Гарри – жизнь одна.

И теперь с пальцем на курке, в морге, есть ли смысл сожалеть, что так никогда не целовался со своей главной любовью в жизни? Что не просыпался в одной кровати после страстной и безумной ночи с совершеннейшим из людей? Со своим гением. Какая, собственно говоря, разница, если в сердце он заменил весь остальной мир?

Я просрал нашу жизнь, а он меня простил.

Палец нажимает на курок.

- Джон! – последнее, что я слышу.

Шерлоку тридцать один.

Курок бьет по ударнику, который, в свою очередь, бьет по капсюлю, в результате чего пуля все же вылетает из ствола и разрывает мой глупый мозг.


Конец.

Сколько претензий и сарказма от читателей! Фу такими быть!

А1,
мне конец слитым не показался. Да, чтобы расписать, как герои пришли к нему с полной психологической и обоснуйной достоверностью, надо запилить небольшое макси страниц этак на н-десят, да, в таком виде он слегка напоминает давние бразильские сериалы, где спешно все концы развязывали в последней серии. Однако, я считаю, что в данном случае такая форма обоснована изначальной спецификой заявки и фестовым исполнением.
В целом впечатление фик оставил весьма приятное впечатление. Чуть-чуть отшлифовать и вообще будет замечательно.
PS бесконечно рефлексировать, пуская слюни,
это очень-очень странно. В русском языке идиоматическое выражение "пускать слюни" - это скорее "испытывать влечение, "тащиться" по чему-нибудь", а не идиоматическое вообще напоминает о тяжелой форме идиотии. Возможно стоит заменить на какое-нибудь "распускать сопли" или "размазывать слезы" или еще что-нибудь такое.

А2,
в контексте данной конкретной заявки, мне не близка ваша идея, но если отвлечься - то исполнение мне понравилось. Определенные сомнения в таком поступке со стороны Уотсона есть, но попытка была хорошей. Кроме того, мне понравилась ваша система отсчета и милый намек "Шерлоку тридцать один"))) Какую-то определенную аналогию даже с Ромео и Джульетой можно проследить По крайней мере, если вы считаете историю Ромео и Джульеты такой же воплощенной одой человеческой глупости и непредусмотрительности как считаю я.
Кроме того, хотя я всегда за максимальное количество предупреждений, тут я понимаю вашу проблему - действительно с предупреждением теряется смысл... Хотя, конечно, можно рассчитывать на то, что в начале читатель отнесет предупреждений к Холмсу...
Я только не поняла, что Джон делает в морге босиком? Я что-то упускаю из канона или это для драматизЬму? если последнее, то у меня лично кто-то стоящий босиком в морге всегда вызывает мысль о том, что это эээ... клиент с полки слез и соответственно "Ромеро близко!".

Автор 2, это... это...
оно прекрасно

Я только не поняла, что Джон делает в морге босиком? Я что-то упускаю из канона или это для драматизЬму? если последнее, то у меня лично кто-то стоящий босиком в морге всегда вызывает мысль о том, что это эээ... клиент с полки слез и соответственно "Ромеро близко!".
моя первая мысль про то, что он там мертвым прикидывался. а может в палате больничной лежит? не знаю, например, из-за сотрясения мозга...

Createress, читать дальшеох, как много, что ж попытаюсь по порядку.
1) я не пыталась попасть в концепцию заявки, потому что первый автор написал именно то, что нужно было. Вряд ли можно лучше в рамках заданной идеи, так как все следующие исполнения будут лишь повтором или пересказом с изменением фактов, но не смысла. Хотя я думаю, если кто-то сможет развернуть эту историю и подать ее еще более вкусным языком (если такое возможно) - я буду аплодировать стоя.
2) эта и была ода человеческой глупости и предвзятости людей. Про R&J я не думала, но согласна похоже, тем более Шекспир мне нравится.
3) про систему отсчета, спасибо).
4) про предупреждения уже сто раз оговорено, не буду повторяться.
5) то, что Джон босой, лишь показатель степени его горя и помрачнения рассудка. Обычно люди в таком состоянии делают на автомате безумно странные вещи: разуваются, раздеваются на похоронах, начинают петь. Особенно, с учетом того, что человек собрается разможить себе мозги, он явно слегка не в своем уме на данный момент.
автор 2

Гость в 21:25, спасибо)
автор 2

Автор 2, несмотря на то, что все проспойлерилось, пока пробиралась через комментарии к повторной выкладке, исполнение понравилось
любитель десфиков, и пафоса порой)

Гость в 14:21, спасибо)))
автор 2

Исполнение 3.

От автора:

читать дальшеСтавлю голову, что начала писать первой
Уверена в этом просто потому, что Автора 1 знаю, и когда выяснилось, что мы, не сговариваясь, присмотрели одну и ту же заявку, у меня уже была написана половина первой главы.
Но Автор 3 - потрясающий саму себя Тормоз с большой буквы З.
Поэтому - прошу любить и радовать - фик, который я писала три с половиной месяца.

Предупреждения
1. Это - очень низкорейтинговый фик.
2. Джон младше Шерлока.
3. В фике описана наркотическая зависимость.
4. ИМХО автора - в заданной АУ Шерлок просто не мог вырости таким же, как в каноне - у него с детства был любимый человек.

Благодарности
1. Моей бете, которая, несмотря на то, что до конца, на данный момент, фик так и не доредачила, помогала мне всячески, и я не уверена, что дописала бы эту историю без ее во всех смыслах крепкого плеча.
2. Автору 1, который также был экспериментальным читателем моего текста, а посему видел его в самом неприглядном состоянии (и тем не менее продолжает со мной общаться).

Ну, и, в общем... ни пуха, ни пера.

ЗЫ: В случае, если фик покажется Вам паршивеньким - плюньте на него и восстановите равновесие во вселенной чтением исполнения № 1 - оно прекрасно.

Исполнение 3
1.1.
Настроение Шерлока Холмса никак нельзя назвать радужным. Он смотрит то в окно, на темные от выпавшего накануне, но уже растаявшего снега деревья, то на поседевший затылок шофера Томми, который работает у Холмсов, сколько Шерлок себя помнит. Томми педантичен до мозга костей: дорогу от центрального шоссе до парадного подъезда, он всегда проезжает ровно за одиннадцать с половиной минут. Три с небольшим уже истекло, значит остается еще восемь.
Шерлок трет глаза. Он провел без сна прошедшую ночь — вечером позвонила помощница Майкрофта и вежливо напомнила, что на следующий день его ждут на традиционный семейный рождественский ужин. Встречу с родственниками Шерлок, средний из братьев Холмс, всегда считал скорее нудной обязанностью, расплатой за то, что родился в этой семье и ему помогли «подняться на ноги» — как выражался отец. Но в этот раз предстоящий ужин казался сущей пыткой. А причин отказаться у Шерлока не было. Или он не хотел их искать. Одна за другой превращались в окурки сигареты. Он их не выкуривал, - скорее просто сжигал, изредка затягиваясь и заполняя полутемную гостиную тяжелым, плавающим пластами, сизым дымом. Он думал. За несколько минут до позднего зимнего рассвета Шерлок принял решение не ехать. Просто так. Не объясняя причин. А потом взглянул на часы, мерно тикающие на каминной полке, прикинул время до поезда, встал и начал собирать вещи…
…Время относительно. Обычно Шерлок воспринимает подъездную аллею, как нечто бесконечное. Кажется, что секундная стрелка наручных часов ленится отсчитывать положенные ей отрезки на циферблате, Томми снижает скорость, дорога раскладывается, как подзорная труба, и даже воздух становится гуще, чтобы, увеличив сопротивление, как можно сильнее замедлить ход автомобиля, оттянуть момент встречи… Сегодня Шерлок желает, чтобы так случилось. Однако с каждым его вздохом, с каждым оборотом колес роллс-ройса, и с каждой упавшей в небытие секундой Шерлок почти физически ощущает, как время разгоняется. Разгоняется вместе с током крови в его теле, ходом мыслей, перерастающим в панику, вместе со стуком сердца, и вот, сейчас…
Роллс-ройс плавно тормозит у парадной лестницы. Джон, в одной тонкой рубашке, уже торопливо сбегает по ступенькам. Ну что за детская привычка!.. Шерлока отрывает от сидения машины и, мгновенье спустя, он оказывается в кольце теплых рук.
— Привет! Как я давно тебя не видел!..
Джон ниже Шерлока на добрых полфута, так что его русая макушка упирается как раз брату под подбородок.
И время снова кажется безжалостно быстрым, ведь если бы у Шерлока спросили однажды, как он желает провести вечность, он, возможно, ответил бы, что именно так,— чувствуя рядом этого человека. Родного. Младшего брата — Джона. Почти сразу Шерлок сам себя одергивает — нет, он слишком деятелен, слишком жаден до загадок, «обручен с работой», как часто поддразнивает его Джон — он бы просто не выдержал такой размеренной и однообразной, хоть и, безусловно, приятной вечности.
Два коротких хлопка ладони по спине, и Джон уже бежит к Томми, помогать с багажом, оставив брата виснуть в пространстве из влажного воздуха, наступающего вечера и полной потерянности.
***
Шерлоку три. Иногда ему кажется, что он помнит этот день, иногда, — что всего лишь додумывает его по рассказам родителей и Майкрофта.
Начало осени. Неожиданно ясно и солнечно. Лето он вместе со старшим братом проводит у бабушки, в Шотландии, а, когда возвращается домой, ему говорят, что теперь у него есть еще один братик. Совсем маленький — ему всего неделя, и у него еще даже нет имени. Мама держит его на руках, завернутого в белое одеяльце. Шерлок очень хочет на него посмотреть — он никогда раньше не видел таких маленьких (куда меньше его самого) людей. Мама наклоняется, и он впервые видит Джона. Он в этот самый момент решает, что малыша зовут Джоном. Шерлок с удивлением смотрит в круглые, голубые, очень странные глаза. Ему хочется, чтобы Джон улыбнулся. Но улыбаться он еще не умеет, объясняет Шерлоку мама.
— Он похож на инопланетянина, — неожиданно дает заключение Майкрофт.
Слово «инопланетянин» Шерлоку не нравится.
— Нет, он похож на Джона, — возражает он.
Отец против: имена старших сыновей призваны подчеркнуть их индивидуальность, выделить их из общей массы людей. «Джон» звучит слишком просто, но Шерлок упрямится, и имя остается. Правда, как второе, после более оригинального «Хэмиш». Вот только этим именем младшего Холмса никто не зовет. С подачи Шерлока, малыш Хэмиш Джон Холмс так и остается Джоном.
***
— Мы уже боялись, что ты не приедешь! — Джон несет дорожную сумку брата. Вторая перекинута через плечо Шерлока. Они направляются на второй этаж. Туда, где находится комната, которую Шерлок когда-то считал своей. — До ужина полчаса. Ты только переодеться успеешь, даже не отдохнешь с дороги.
Шерлок молчит, сосредоточенно глядя на Джона, намеренно держится на пару шагов позади него.
— Если бы ты приехал чуть раньше… мы бы успели поболтать, — Джон оборачивается, замедляет шаг. На лице — улыбка. Простая, как всегда. Тёплая. — Шерлок, ты меня слушаешь?..
— Прости, задумался. У меня возникли дела. Я не мог приехать раньше, — поспешно объясняет он, останавливаясь, а, через секунду, снова идет вслед за братом.
Причин приехать к самому началу ужина было две: Майкрофт, предложивший себя в попутчики, в случае, если Шерлок выедет с утра, и Джон, который непременно захотел бы провести с ним время до ужина. Два родных брата Шерлока. Старший и младший. Одного он с трудом переносил. Ко второму был привязан всей душой, и раньше готов был стерпеть общество зануды-Майкрофта ради Джона. Но теперь все изменилось. Слишком сильно.
Коридор виляет влево. Третья дверь. Сумки аккуратно ложатся на кровать.
Братья становятся по обе ее стороны, друг напротив друга.
— Я, наверное, пойду, а ты пока приходи в себя… дорога так выматывает, — неуверенно предлагает Джон. В этой эмоции Шерлок узнает острое желание остаться. Пусть бы Шерлок переодевался за ширмой — разговору это никак помешать не должно.
Шерлок качает головой.
— Нет, Джон… — отвечает он своим мыслям, а потом быстро поправляется, — то есть да. Да, ты иди, я спущусь минут через двадцать.
— Ты здоров? Ты сегодня странный, — младший Холмс, наконец, решается озвучить свое беспокойство.
— Да, все отлично, — Шерлок улыбается. Получается немного натянуто. Джона этой гримасой не обмануть. — А даже если и заболею — у нас в семье теперь есть доктор, — в этот раз он вкладывает в улыбку всю теплоту, на какую способен — он действительно гордится братом, действительно любит его. Джон верит. Джон смущается. Джон уходит. Джон.

_______________

Стол огромен. Он рассчитан на тридцать человек. Сегодня за ним сидят четверо. Место во главе пустует. Рядом с белоснежной тарелкой – бокал красного вина. Место Майкрофта по-прежнему по правую руку от мамули. Шерлок и Джон — напротив. Все новости, накопившиеся за немалый срок — полгода (в последний раз семья собиралась на похоронах отца) —, выданы за первым блюдом. Запеченную рыбу едят молча. Изредка Джон или Оливия пытаются начать разговор. Майкрофт отвечает односложно. Шерлок молчит. Он чувствует, как зажат Джон, сидящий справа от него: почти ничего не ест, и замолкает каждый раз, когда его взгляд падает на Шерлока. После того, как подали пудинг, он осторожно тянется за салфеткой, и случайно задевает локтем предплечье Шерлока.
— Прости… — встревожено шепчет Джон, словно его легкое прикосновение могло поранить. Оно поранило. Под тяжелым взглядом Майкрофта, под непонимающим — Оливии, Шерлок порывисто встает.
— Ничего. Спасибо, я, кажется, сыт, — он выходит из столовой так стремительно, будто всадники Апокалипсиса мчатся по пятам.
Мчатся. И минуты не проходит, как Шерлок слышит торопливые, но все равно тяжелые шаги за спиной.
— Пошел к черту, Майкрофт! — он поворачивается на каблуках, безошибочно угадывая момент, когда брат подойдет ровно на расстояние вытянутой руки, и уже собирается продолжить свой путь, когда Майкрофт хватает его за рукав.
— Шерлок, что ты творишь? — шипит он. — Семья вообще значит для тебя хоть что-нибудь? Умерь свой безграничный эгоизм хотя бы на один вечер!
— Отстань, — Шерлок высвобождает руку. — Я приехал. По-моему этого вполне достаточно!.. Теперь я возвращаюсь в Лондон.
— Нет! — Майкрофт делает еще один шаг вперед и почти припечатывает Шерлока к стене. — Нет, ты никуда не возвращаешься. Сейчас ты спустишься, извинишься, и проведешь время с людьми, которым ты дорог.

Исполнение 3
1.2.***
Шерлоку восемь. В закуток за забором никто не заходит, а на школьном дворе так шумно, что он понимает: кричать сейчас бессмысленно. Помимо того, что совершенно недостойно. Он сходу вычислил, кто исправил оценки в учительской тетради. Он не предатель и не подхалим, что бы ни говорили. Он просто разгадал, узнал. А узнав, не смог не сказать. И вот результат. Их трое. И наверняка сейчас его будут бить. Что ж, он ответит. Марк приближается, и больно ударяет его в нос. Шерлок не умеет драться. Он падает на асфальт, раздирая штанину на колене. А дальше удары сыплются, и все, что ему остается — это прикрывать лицо руками. Но вдруг все заканчивается. Он медленно соображает, что только что слышал картавое: «Не троньте его», что Марк взвыл, а затем кто-то сказал: «Если мелкий здесь, значит и старший скоро придет! Валим…».
Когда Шерлок садится на асфальт (брюки безнадежно испорчены, и ему придется за это ответить перед отцом), он видит Джона с корявой грязной палкой в маленьких руках. Брови сведены над переносицей. Губы дрожат. Кажется, он вот-вот разревется. А вот старшего нет как нет.
— Джон, отдай это мне, — Шерлок осторожно разжимает пальчики братишки, и отбрасывает палку в сторону. — Это ты врезал Марку?..
Джон насуплено кивает и все громче сопит, а затем начинает плакать.
— Ну, успокойся! Ты молодец, только больше не лезь им под руку, они не посмотрят, что ты маленький…
— Марку было больно, жалко его… — всхлипывает он, — а мне — страшно…
Шерлок едва понимает его сбивчивый лепет, только гладит неловко по плечу. Джон — самый странный в их семье.
***
Он не уезжает, но и не возвращается в гостиную. Вместо этого он спускается в кабинет отца, не зажигая света, наливает в стакан из первой попавшейся бутылки, падает в кожаное кресло за столом и разворачивается лицом к окну. Опять начался снег. Шерлока скручивает бессилием, болью и непониманием того, почему он не может все это прекратить.
Кажется, хуже быть уже не может.
Но в этот момент комнату прорезает линия света, дверь открывается с еле слышным скрипом.
Джон включает настенное бра.
— Шерлок, как ты? — в его голосе неподдельное беспокойство.
Хуже быть может.
— Все хорошо, Джон.
Надо бы еще добавить, чтобы он ушел и оставил брата в покое. Но эти слова захлебываются в очередном глотке. Словно Шерлок — враг себе. А Шерлок действительно себе враг.
Джон увереннее подходит к нему и присаживается напротив, прямо на подоконник. Шерлок начинает его разглядывать, пользуясь привилегией хмеля, а также тем, что его лицо по-прежнему остается в тени. Джон прямой, как струна. Невысокий. Ему уже двадцать два — вряд ли он вырастет. Кажется, лет пять назад его это сильно беспокоило, тогда вся семья кормила его байками о том, что их отец вытянулся только в девятнадцать. Это было ложью: глава семейства, как и его старшие сыновья, всегда был рослым. Отросшие волосы младшего Холмса чуть вьются — как у Шерлока, только цвет другой. Шерлок знает, что длина волос призвана скрыть торчащие уши. Его это забавляет. Он начинает улыбаться. Видимо, Джон чувствует это и улыбается в ответ.
— Какие новости? Как ты обосновался в Лондоне?
Надо бы ответить. В отличие от остальных, Джону это действительно интересно.
— Неплохо. Квартира почти в центре, за умеренную плату, — пожимает плечами Шерлок.
— А работа? У тебя все получилось? — в голосе Холмса-младшего к интересу примешивается радость от того, что они снова, впервые, после смерти отца, разговаривают вот так, просто.
— Естественно, Джон. Прежде, чем изобретать профессию, я убедился в ее необходимости, — к Шерлоку тоже возвращаются его привычные интонации с нотками раздражения и превосходства, почти незаметными, когда он говорит с Джоном.
— Значит, консультирующий детектив. Звучит круто, — улыбается Джон, — Я очень рад за тебя, правда, — он зябко ежится. — Пойду на диван, дует, — объясняет он, — и хочется верить, что там мне не придется разговаривать со спинкой кресла, — после этих слов Шерлок медленно разворачивается.
Они говорят. Джон взахлеб, со смехом рассказывает истории из студенческой жизни, сокрушается, что практиковаться придется в Лондоне — Манчестерские клиники куда как хуже, и он будет вынужден заново обрастать связями. Шерлок напоминает, что тот сам обрек себя на жизнь в Манчестере, когда решил поступить не за счет средств отца, а пройдя по конкурсу. Джон соглашается. Шерлок рассказывает о своих опытах, о последних раскрытых делах… Стакан давно пуст. И наполнен. И снова опустошен. В голове все мутно и медленно. Шерлок сидит с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла, и просто говорит. Он давно так много не говорил. Он знает, что Джон уже задремал, утомленный длинным, насыщенным днем. Но Шерлок не может, не хочет, запрещает себе молчать. Когда он замолчит, он должен будет встать и пройти мимо спящего Джона. Приблизиться к нему. Он не имеет на это права. Теперь — не имеет.
— Мне тебя не хватает. Ты бы знал только, как… Почему ты не выбрал Королевскую академию, Джон? Тогда ты мог бы жить у меня… Нет. Не мог бы. И я тоже… — еле слышно бормочет он.
Стакан удивительно тихо, без стука опускается на стол. Шерлок очень осторожно приближается к дивану и опускается на колени рядом со спящим Джоном.
***
Шерлоку двенадцать. Он не запускает змея: он, из интереса, повторяет эксперимент Вильсона*. Джон рядом с ним просто любуется: он разрисовал бумажные крылья, хотя это было вовсе не обязательно. Змей уже высоко, нить натянута до предела, можно опускать. Шерлок начинает крутить катушку, но налетает порыв ветра, змей в небе дергается, и катушку вырывает из его пальцев. Мальчишки почти одновременно издают разочарованные вздохи — Шерлок не успел завершить эксперимент, Джону просто жаль змея. Несколько секунд спустя змей вновь зависает в небе, метрах в пятидесяти от них — катушка совершенно немыслимым образом зацепилась за ветви старого дуба. Не очень высоко. Шерлок умеет лазить по деревьям, как кошка. Но чтобы снять катушку, необходимо проползти по ветке, которая выдержит не более 55 фунтов**. Он смотрит на Джона. Да, кажется у него именно такой вес. Он подсаживает братишку, тот хватается за нижнюю ветку и начинает медленно карабкаться вверх по стволу. Цель уже близка. Если бы на месте Джона был Шерлок, ему достаточно было бы просто протянуть руку. Но Джон ниже, и руки у него короче — ему приходится ползти еще дальше.
— Шерлок, мне кажется, она не выдержит… Так и гнется… — доносится до Шерлока сверху.
— Брось! Все отлично, ползи дальше, — отвечает он. Он в этом уверен. Поэтому, когда раздается хруст и Джон падает на землю с высоты трех с половиной метров, первая мысль Шерлока: «Как я мог ошибиться?». А потом ему становится страшно — Джон не двигается…
Джону тогда диагностировали сотрясение мозга, и у него было сломано левое предплечье. Он ни словом не обмолвился, кто заставил его лезть на дерево. А Шерлок понял, что никогда раньше ни за кого так не боялся.
***
Его тонкие пальцы аккуратно убирают со лба светло-русую челку. Надо же, все еще не проснулся. Рука смелеет, и полуприкосновениями обводит мягкую линию скул, подбородок, кружит около губ. Шерлок понимает, что надо остановиться сейчас, пока он не разрушил все окончательно… Но он не может. Он почти не дышит, боясь спугнуть больную радость этого момента. От тяжело пульсирующей крови, в ушах стоит такой гул, что он не слышит, как открывается дверь.
— Шерлок! — если Майкрофт может предположить самое худшее, он предполагает. Шерлоку кажется, что старший брат видит его насквозь и считает заранее виноватым во всем. Вместо того, чтобы ответить на возмущенный оклик, Шерлок перемещает руку на плечо Джона и осторожно его трясет:
— Просыпайся.
____________
— Эксперимент Вильсона — В 1749 г. А. Вильсон с помощью воздушного змея производил измерение температуры воздуха на высоте.
— 55 фунтов — 24,948 килограмма

Исполнение 3
2.1.Шерлок с головой уходит в работу: Скотланд-Ярд — крупная организация, и среди ее сотрудников просто обязан был найтись тот, с кем он может вести дела.
Конечно, Лестрейд не изменил полицейской традиции и первым делом пообещал арестовать Шерлока, если тот не перестанет путаться под ногами. В ответ Холмс ухмыльнулся и заявил, что убитой, конечно, уже все равно — у нее и при жизни ничего не ладилось: она была одинокой и бездетной, старела, всячески пыталась выглядеть моложе, перенесла, как минимум, две пластических операции; много пила, вложила всю себя в карьеру, а та пошла на спад. Но если самому инспектору есть дело то того, кто же все-таки так мастерски разделался с жертвой, пусть позвонит.
На следующий день Лестрейд навестил Шерлока лично: все, что детектив рассказал об убитой, оказалось правдой.
— Вы могли знать ее, или выяснить все заранее, — по понятным причинам, инспектор Скотланд-Ярда не торопился верить чудесным детективным способностям Шерлока.
— Зачем мне это? — не вставая с кресла и не отрываясь от газеты, поинтересовался тот.
— Возможно, вы являетесь преступником, мистер Холмс…
— Шерлок, пожалуйста.
— Шерлок. И это — построение вашей защиты, — Лестрейд сел напротив и одарил собеседника испытующим взглядом.
Тогда Холмс, наконец, удостоил его вниманием. Отложил газету и начал говорить:
— Во-первых, инспектор, вы явно прогрессируете. Еще вчера вы заявляли, что это было самоубийство. Во-вторых, вы начинаете кого-то подозревать, пусть меня, что само по себе нелепо. Ну, и, в-третьих — вы все-таки заинтересовались и пришли ко мне. Могу смело заявить, это один из самых умных ваших поступков. Как минимум — за последние десять лет.
Лестрейд мрачно улыбнулся в ответ на самодовольную ухмылку, которой завершил свой монолог Холмс, и попытался сдержаться, чтобы не размазать ее по аристократической физиономии наглеца.
Вызов был принят. Они начали сотрудничать.
***
— Привет. Прости, что без предупреждения. Я надолго, — Джон кивает на чемодан, который стоит рядом. Конечно. Он минут десять ждал, пока обитатель квартиры соизволит спуститься, чтобы открыть входную дверь.
— Думаю, нет, — отвечает Шерлок, — постараемся подыскать тебе жилье сегодня же, поближе к Бартсу.
На лице Джона замирает неуверенность, как нечто среднее между смущением и радостью: брат недоволен внезапным визитом, зато снова разгадал все его планы с полувзгляда. Шерлок замечает это, хотя изо всех сил старается сосредоточиться на багаже. Он наклоняется вперед, подхватывает дорожную сумку и идет по направлению к лестнице. Джон следует за ним.
Едва Джон входит в гостиную, как Шерлок указывает ему на кресло:
— Присядь.
Тот устраивается, с удовольствием вытягивая ноги, но детектив тут же вручает ему ноутбук:
— Ищи. Сайт “Accommodation UK”. Тебе нужна квартира или комната на улице Чартерхаус-стрит или Лонг-Лейн. Можно еще четную сторону Уэст-Смитфилд: на нечетной проблемы с водоснабжением. Цена за квартиру — в пределах от 600 до 700 фунтов в месяц, выше будет грабежом, ниже — что-то не так с квартирой.
Выдав этот монолог тоном автоинформатора, Шерлок идет на кухню.
Джон несколько секунд оторопело глядит на открывшееся окошко браузера, а затем захлопывает крышку ноутбука, ставит его на журнальный столик и следует за братом.
Тот деловито насыпает заварку в белые чашки с черным орнаментом.
— Шерлок…
— Говори, я слушаю.
Действительно слушает. Черта с два ему этого хочется, но он просто не в состоянии пропустить ни одного слова, сказанного этим мягким, негромким голосом.
— Нет. Не слушаешь. Ты завариваешь чай.
— Возможно, это будет для тебя сюрпризом, Джон, но одно другому нисколько не мешает.
Собравшись, Шерлок оборачивается, — на его лицо, в качестве дополнения к только что сказанной фразе, приклеена ироничная улыбка — и тут же снова возвращается к чаю.
— Шерлок, мне теперь правда стыдно, что я приехал, не предупредив, — вздыхает Джон. — Буду честным — я опасался, что ты снова сбежишь, как в прошлый раз.
Правильно опасался…
— Что за чушь, — усмехается Шерлок, подхватывая вскипевший чайник. — Ты знаешь, что у меня не может быть расписания — дела возникают буквально из ниоткуда.
Детектив вспоминает, что тогда он два дня скрывался от брата в гостинице.
— Хорошо, значит у меня паранойя. Уже год скоро, как мы с тобой почти не видимся.
— Это называется взрослая жизнь, Джон, — наставительно поясняет Шерлок. — У каждого она своя.
— Тогда к черту ее, — смеется Джон, — меня совсем не устраивает, когда любимый…
Шерлок замирает.
— …брат норовит вытолкать тебя на какую-то съемную квартиру, едва ты переступаешь порог его собственной.
— О! Прости. И правда. Ты устал… Давай я сам подыщу тебе жилье, — предлагает Шерлок. — Отношение к сахару прежнее?
Джон кивает.
— Нет. Не хочу. Я найду куда съехать. Просто пару дней я хочу побыть у тебя. С тобой. Это сильно тебе помешает? — Джон расстроен.
— Ничуть, — Шерлок сдается. Разыгрывать идиота ему сложно. С человеком, который знает его всю жизнь — сложнее. С Джоном… Он вообще отказывается понимать, что с ним происходит, когда рядом Джон.
— Оставайся, — добавляет он, остановившись в дверном проеме, — конечно, оставайся.
***
Шерлоку пятнадцать. Два последних класса он закончил экстерном, так что сегодня ему пришлось идти на выпускной бал: настояли родители и Майкрофт. Ему говорили о том, что если он не пойдет, он будет жалеть; о том, что выпускной — явление столь же уникальное, как рождение, или первый поцелуй из разряда тех, которые нельзя пропустить. Он не то, чтобы поверил. Просто в определенный момент решил, что сдаться и сходить будет проще, чем выслушивать упреки и сожаления еще долгие и долгие месяцы.
Это было предсказуемо скучно. Кто-то из учеников (Майкл Торнтон, очевидно) тайком принес две бутылки виски, и почти все умудрились напиться. Шерлоку было неприятно смотреть на одноклассников — раскрасневшиеся лица, нечеткие движения, развязная речь… Марта Йорк начала к нему приставать. Он достаточно вежливо объяснил ей, что не заинтересован. В ответ она попыталась заехать ему клатчем по лицу и громко оповестила всех собравшихся, что если уж в ней он не заинтересован — о его ориентации гадать больше не приходится. Шерлок промолчал. Очевидно, родители хотели, чтобы он сполна насладился моментом и потому прислали машину лишь около полуночи. За то время, пока он вынужден был находиться в ресторане, его еще дважды попытались напоить, и лишь присутствие сотрудников школы, ответственных за безопасность учеников, спасло его от драки.
Домой он вернулся совершенно разбитым. Быстро поднялся в свою спальню, включил ночник… На его кровати спал Джон. В пижаме, поверх одеяла. Свернувшись в компактный клубок и поджав пальцы озябших ног.
Джон. Невероятно добрый. Видящий во всех только хорошее. Очень преданный ему. Единственный, кого Шерлоку не противно было видеть сейчас. Он быстро переоделся, достал из шкафа плед и лег рядом с братишкой, укрыв их обоих.
Джон заворочался во сне.
— Ты здесь?
— Здесь, — уже засыпая, ответил Шерлок.
— Хорошо…
***
— Это еще кто? — в отличие от Лестрейда, сотрудники его отдела отнюдь не считают появление Шерлока манной небесной, — если тебе разрешили здесь находиться, это не значит, что ты можешь таскать за собой своих парней, — ядовито усмехается сержант Салли Донован.
— Он — мой брат, — медленно выдавливает из себя Шерлок, чувствуя, что воздух категорически отказывается поступать в легкие. Впрочем, позволив себе лишь секундное промедление, находит силы ответить. — Я понимаю, Салли, — он шумно втягивает носом воздух, — аромат твоих духов, призван, очевидно, оповестить всю округу о том, что ты свободна, и жаждешь пикантных приключений, так что я готов простить твою зацикленность на подобного рода отношениях. Иного ты и не могла увидеть.
Шерлок видит, как нахмурился Джон и понимает — это было грубо. Но иного поведения от него здесь и не ждут.
— И что? Да хоть сестра, — кажется, у Донован уже выработался иммунитет на его замечания, — он не имеет права находиться на месте преступления.
— А еще он врач, и будет ассистировать мне при осмотре трупа, — как ни в чем не бывало, продолжает Холмс. — Можешь сообщить Лестрейду, что без него я отказываюсь работать.
Вместо ответа Салли поднимает рацию, и, мрачно глядя на обоих Холмсов, оповещает инспектора:
— Псих приехал, веду.

Исполнение 3
2.2.Автостоянка у парка. Мужчина лежит на спине, раскинув руки. Недалеко от правой валяются ключи от машины. У него темные волосы до плеч. На вид молод. По центру лба багровеет рана — след от выстрела.
— Добрый вечер, инспектор, — здоровается Шерлок.
Лестрейд в ответ кивает. На улице глубокая ночь. Они с Джоном не ложились, и потому чувствуют себя относительно бодро. А вот инспектору явно не дали досмотреть третий сон. Его взгляд перемещается на младшего Холмса и лицо мутирует в недовольную гримасу.
— Мой брат, Джон. Врач. И на сегодня я обойдусь без Андерсона, — предвосхищая вопрос, чеканит детектив. Лестрейд в ответ кивает:
— У вас пять минут.
— Джон, давай ты, — причина, время смерти, все, что можешь сказать, — негромко объясняет Шерлок, вручая брату перчатки.
Джон кивает и присаживается на корточки возле трупа.
Шерлок наблюдает за ним. На лице — самое непроницаемое из всех возможных выражений. Внутри — полное смятение. Он ловит каждое движение Джона, каждый взгляд, каждое изменение его мимики: Джон хмурит брови и чуть поджимает губы, оглядывая рану. Джон аккуратно приподнимает голову трупа, проверяя выходное отверстие. Джон окончил осмотр и поднимается на ноги. Еще раз сосредоточенно оглядывает тело...
…Как это могло получиться? Где произошел сбой? Когда Джон из единственного человека, в обществе которого Шерлок не испытывал дискомфорта, превратился в того, кто нужен Шерлоку целиком. Весь. Всегда…
— …и бумажник пропал, скорее всего, ограбление.
Так, кажется, Лестрейд только что закончил рассказывать об убитом. Шерлок поворачивается к нему. Как ни странно, информацию он воспринял: Джейми Гарнер, 36 лет, предприниматель, владелец нескольких складов на Ривер-Роуд, приехал сюда на собственном автомобиле марки Пежо. При первоначальном осмотре не было обнаружено бумажника и мобильного телефона.
— Слишком рано для выводов, — возражает Шерлок. Он уже приступил к осмотру и делает это куда более бесцеремонно, чем его брат. — Что у тебя, Джон?
— Судя по начальной степени окоченения, мертв около двух часов, — неуверенно начинает тот. — Причина смерти — выстрел в голову, других видимых повреждений на теле нет…
— Вы в очередной раз ошиблись, инспектор, — перебивает Джона детектив, — это не ограбление. Попытка представить все именно так, но не более того.
— Поясни, — Лестрейд не удивлен, он уверен, что Холмс, в очередной раз, окажется прав, но ему необходимо обоснование.
— Джон, с какого расстояния произведен выстрел? — задавая этот вопрос, Шерлок смотрит на инспектора.
Ответ следует незамедлительно и куда смелее:
— Метров с двух. Может быть ближе.
— И что? — инспектор нетерпеливо вздыхает. Шерлок всегда выдает факты крошечными порциями, будто проверяя, как скоро Лестрейд догадается. Как правило, он ничего не понимает до тех пор, пока Холмс сам не озвучит правильный ответ.
— Ему могли угрожать, а когда он отдал им бумажник и телефон, — просто застрелить, — почти с вызовом бросает подошедший мужчина в защитном костюме.
— Очень логично, Андерсон, преступники получили что хотели, а потом решили на случай, если их поймают, усугубить свою вину. Браво. Сегодня твоя тупость поднялась на новый уровень, — фыркает Шерлок.
— Ну так расскажи нам, как все было, гений. Твои пять минут уже истекли, — требует Лестрейд.
— Как будто вы и не заинтересованы в том, чтобы раскрыть дело, — разочарованно вздыхает Холмс, — что ж, слушайте. Как верно заметил Джон, выстрел был произведен с небольшого расстояния, в лоб. Убитый позволил преступнику подойти к себе близко. Ночью, на безлюдной автостоянке — скорее всего, он был с ним знаком, скажу больше, он прибыл именно на встречу с ним. Ему не угрожали — все видят, как отлетели ключи? Он вертел их на пальце. Человек, которому грозит опасность, сожмет их в руке. Убийца достал оружие и выстрелил неожиданно — все произошло очень быстро. Убитый не отдавал преступнику ни бумажника, ни телефона — это было взято у трупа…
— Значит, его убили для того, чтобы обокрасть, мало ли в городе наркоманов, которые готовы пристрелить кого угодно ради дозы, — снова вклинивается Андерсон.
На сей раз Шерлок предпочитает проигнорировать медэксперта. Лишь страдальчески закатывает глаза.
— Вы осматривали тело, инспектор? — интересуется детектив.
— Да. Осматривал, — нехотя отвечает Лестрейд.
— Значит, вы должны были заметить серьгу в его левом ухе. Белое золото. Один бриллиант приблизительно на четыре карата. Как вы думаете, грабитель, которому хватило ума и сноровки подойти близко к жертве и выстрелить точно в лоб, мог не заметить драгоценность, которая удвоила бы его улов? Ответ — нет. Если бы он обыскал тело, он бы заметил серьгу и снял ее. Но этого не делал — взял лишь то, что люди обычно носят при себе. Вывод: причина убийства — не ограбление, — уверенно заканчивает Шерлок.
— Потрясающе, — выдыхает Джон. На него явно давит обстановка места преступления, но, слушая брата, он, кажется, забывает об этом.
— Спасибо, — детектив улыбается одним уголком рта.
— И что это нам дает?.. — Андерсон восхищения Джона явно не разделяет.
Шерлок даже не реагирует на этот вопрос.
— Инспектор, надеюсь вам ничего больше объяснять не надо? Вы сообразите, что необходимо проверить, на какие номера звонил убитый, чтобы назначить эту встречу? Кроме того, думаю, всем понятно, что убийца — человек, которому не случайно попало в руки оружие — он явно умеет с ним обращаться.
— Хорошо, Шерлок, спасибо, — кивает Лестрейд, — оставайся на связи.
— Всего доброго, инспектор, — прощается Шерлок и вместе с братом направляется к границе оцепления.
— Зачем был нужен я? — спрашивает Джон, когда они удаляются достаточно, чтобы их не услышали.
— Ты дал первичное медицинское заключение. В противном случае, мне пришлось бы общаться с Андерсоном, а он меня терпеть не может, — объясняет Шерлок.
Кажется, для Джона это звучит недостаточно убедительно.
— Пока ты не сказал, с какого расстояния произведен выстрел, версия не складывалась, — добавляет Шерлок, — я был бы рад, если бы ты постоянно мне ассистировал.
— Правда? — на лице Джона недоверие борется с радостью.
— Конечно, Джон. Ты мне действительно нужен.
И Шерлок не лжет.
***
Шерлоку семнадцать. Он закончил колледж и теперь готовится поступить в университет. Переходный возраст сильно сказался на его и без того непростом характере: даже живя не дома он умудрился испортить отношения почти со всей семьей. Из-за этого «почти», несмотря на искушение сразу уехать в Оксфорд, он все-таки заезжает к родителям на пару недель.
То, что он обнаруживает дома, совсем ему не нравится: обычно жизнерадостный Джон ведет себя странно: часто запирается в своей комнате, подолгу молчит. Даже его восторг от встречи с братом меркнет уже к вечеру.
Причина этих перемен открывается достаточно скоро — на традиционный субботний прием приглашены их соседи — семейство Стюартов. Взгляды, которые Джон украдкой кидает на их старшую дочь — пятнадцатилетнюю Эмили, Шерлок идентифицирует как восхищение. Вначале он чувствует неприятный укол — раньше Джон смотрел так только на него. Но затем в нем просыпается злость: на робкое приветствие Джона Эмили небрежно бросает: «Привет, малыш», заставляя братишку покраснеть до кончиков ушей, а затем вовсе перестает обращать на него внимание.
Шерлок видит, как неловко Джон чувствует себя за ужином. Едва дождавшись окончания, он извиняется и убегает в свою комнату. Шерлок отправляется следом.
— Она тебя действительно интересует? — недоуменно спрашивает он, входя в комнату. Джон сидит на подоконнике, обхватив руками колени. От двери его почти не видно — из-за тяжелой, темно-синей портьеры торчат лишь носки светлых ботинок.
Шерлок усаживается рядом, опираясь спиной на оконную раму. Выжидающе смотрит, чуть приподняв правую бровь. Джон хмуро молчит и отворачивается к окну.
— Мне она совсем не понравилась. Советую найти кого-то менее заносчивого и более умного, — продолжает Шерлок.
Джон некоторое время глядит на брата, а потом отвечает, и в голосе его звенит обида:
— Тебе легко говорить, Шерлок! Ты красивый, а на меня вообще никто не смотрит... А уж Эмили и подавно, — он снова отворачивается.
На лице Шерлока отражается полное непонимание. Он прекрасно знает, как выглядит — длинный, неуклюжий, слишком худой, лицо с резкими, неправильными чертами. И словно полная противоположность ему — Джон — с его большими голубыми глазами, открытостью, ладной фигурой и обаятельной улыбкой. Подростки редко бывают красивыми в этом возрасте, но иногда Шерлок просто не может отвести взгляд от Джона.
— Ты идиот, — качает головой Шерлок, — если уж ты полагаешь, что недостаточно хорош, мне остается признать, что я — просто урод.
— Значит, на нашей семье природа отдохнула, — отвечает Джон, но через хмурую мину уже проглядывает улыбка.
— Ну почему же, — рассудительно замечает Шерлок, — если не я, и не ты, значит первый красавец в нашей семье — безусловно…
— Майкрофт — заканчивают они хором, и заливаются безудержным смехом.
***
Шерлок называет кэбмену не свой домашний адрес.
— Куда мы едем? — спрашивает Джон.
Детектив довольно улыбается.
— Нам необходимо наведаться на склады, которыми владел Гарнер. Он был там за несколько часов до убийства. При условии, что мы появимся раньше полиции, возможно, удастся обнаружить что-то интересное.
— Как ты узнал все это? Это… — Джон взмахивает руками, подбирая нужные слова, — это кажется невероятным.
— Брось, обычная наблюдательность, как в детстве. Помнишь?
— Еще бы…
Ссоры родителей, злоупотребление спиртным отца, проступки прислуги, вредные привычки Майкрофта… Шерлок строил теории, Джон их проверял — эти двое всегда были в курсе, чем живет каждый обитатель дома.
— И все-таки — как ты узнал, что он был на складах сегодня? — через некоторое время Джон повторяет свой вопрос.
— Помещения Гарнера находятся у реки. На его ботинках ил. Сложно?
— Нет. Но никто кроме тебя точно не догадался бы, — улыбается Джон.

Исполнение 3
2.3.Ночь постепенно рассеивается и на смену ей приходит зябкое, пропитанное речным ветром предрассветное марево. Склады, жмущиеся друг к другу обшарпанные металлические коробки, кажутся пустыми и заброшенными. В будке-сторожке горит свет, однако на вторжение Джона и Шерлока на охраняемую территорию никто не реагирует.
Идеальное для слежки место обнаруживается достаточно быстро, братья устраиваются за сторожкой, там, где их скрывают старые мусорные контейнеры, и при этом совершенно не страдает обзор.
Некоторое время ничего не происходит, а затем со стороны складов появляются трое мужчин, двое из них несут объемные сумки. Сев в черный джип, припаркованный у дороги, они уезжают вверх по Ривер-Роуд.
— Они прибыли сюда после полуночи, — сообщает Шерлок, набирая смс Лестрейду, — я попросил инспектора прислать людей, так что у нас есть минут двадцать.
На влажной, напополам с песком и глиной, земле остается много следов, так много, что скоро Шерлок перестает разбирать — какие из них оставили только что уехавшие. Он принимает решение:
— Нам нужно разделиться, Джон, ты обходишь этот блок слева, осматриваешь все внимательно, если видишь что-то подозрительное — звонишь мне.
Джон уверенно кивает и идет в указанном Шерлоком направлении.
Все здания очень старые, об их содержании, кажется, не очень заботятся — краска кое-где облезла и в этих местах проглядывает ржавчина. Отсутствие асфальтированных дорожек раздражает, Шерлоку кажется, что его ноги уже по щиколотку в грязи.
В кармане вибрирует телефон. Звонок от Джона.
— Кажется, здесь что-то есть. Включен свет — видно в окно, и тут пахнет, будто что-то горит… Подойду поближе…
— Сейчас буду, — отвечает Шерлок, но неожиданно в трубке раздается выдыхаемое Джоном проклятье, слышится какая-то возня, а затем все затихает.
На секунду.
Чтобы затем разрушить тишину утра оглушительным взрывом.
Шерлок чувствует себя так, будто оказался в кошмаре. В том, где он бежит от кого-то, но так медленно, словно сопротивление воздуха усилилось в сотню раз. Будто воздух стал водой, а вода — льдом. А он замерз внутри рыбой.
Он несется со всех ног, но кажется, что еле двигается.
На бегу звонит Джону. Ответа нет.
В небо прорывается столб черного дыма.
Запах гари теперь окутывает все вокруг.
Шерлок не видит ничего перед собой. Он будто видит себя со стороны. Всю картину в целом.
Куски обшивки, порванные, как бумага, разлетелись на несколько метров вокруг. Слабый запах бензина и газа. Хотели поджечь. На пути огня оказались баллоны. Дым уверенно отвоевывает у воздуха все новые участки, и дышать становится больно.
Шерлок кашляет и закрывает рот и нос рукавом пальто. Он пытается просканировать всю местность. Увидеть Джона. Его нигде нет.
Шерлок кричит его имя и снова кашляет.
В этот момент что-то происходит в его голове, и он словно начинает жить на две секунды вперед. И если сейчас он охвачен отчаянием, то две секунды спустя он безошибочно определяет, где находится Джон и бросает себя настоящего навстречу ему. Он перемахивает через борта старой лодки, чтобы упасть на колени рядом с братом, который только начал подниматься на ноги.
— Я запнулся, Шерлок… — еле слышно бормочет тот, — так по-идиотски упал…
Шерлок немедленно выстраивает в голове картину произошедшего. Падение помогло Джону избежать серьезных травм, а, возможно, спасло ему жизнь. Жизнь. Падение. Случайность.
Независимо от своих желаний, Шерлок начинает ощупывать Джона. Голову, зарывшись пальцами в волосы, шею, плечи, спину, руки.
— Я цел, — бормочет Джон.
Случайно цел. Случайность, которая рвет все системы, сводит на нет расчеты. Шерлока скручивает болью внизу живота.
Дым уходит в небо.
Треску огня вторят полицейские сирены.
Шерлок продолжает прикасаться к Джону. Уже не ощупывать. Гладить. А затем, прижав к себе так плотно, чтобы почувствовать дрожь его тела (и от холода и от пережитого шока), начинает целовать. Лоб. Виски. Скулы. Джон слишком выбит из колеи происходящим, чтобы реагировать. Щеки. Подбородок. Губы. Это плохо похоже на поцелуй. Шерлок просто давит своими губами на джоновы. Зажмурившись. Крепко обхватив его за плечи. И не сразу чувствует, как Джон начинает двигаться в его руках. Отвечать? Нет. Всего лишь пытаться высвободиться. Отпустить его и вместе с ним слова, которые не давали ему покоя весь последний год.
— Я люблю тебя, Джон. Я люблю тебя

Исполнение 3
3.1.Комната не имеет ничего общего с типовыми правительственными кабинетами, даже теми, в которых размещаются высокопоставленные чиновники. К числу последних Майкрофт не относится, хотя, правильнее будет сказать «пока не относится». Амбиций и связей в достатке. Помещение скорее напоминает Шерлоку библиотеку их отца в поместье: тяжелые портьеры, приглушенный свет настенных бра, стеллажи с книгами во всю стену; и он чувствует себя неуютно.
— У меня был шок, — его голос звучит безэмоционально, ровно. Кажется, даже без ударений.
— Джон тоже так решил, — отвечает ему Майкрофт. Шерлок ни разу не видел, чтобы он откидывался на спинку кресла, или хотя бы просто расслаблялся в нем. Словно его позвоночник не гнулся вовсе. — Так что мне пришлось все ему объяснить.
Шерлок смотрит на брата с ненавистью, но продолжает тем же, слишком спокойным тоном:
— Что объяснить?
— Что твое отношение к нему давно выросло из штанишек братской любви, — последние слова Майкрофт выплевывает. С издевкой. С презрением.
Шерлок кривит рот в усмешке.
— Откуда такие сведения, братец? Когда ты успел поставить жучки мне в голову?
От количества яда в воздухе сложно дышать.
— Ты целовал родного брата на глазах у полиции, — взрывается Майкрофт, — кого-то в этой семье еще волнует такое понятие как репутация? Вы двое умудрились свести в могилу отца. Ты — тем, что носишься по городу, изображая Пуаро, твой брат — тем, что в своих благородных позывах пошел учиться на врача в какую-то богадельню!
Шерлок закатывает глаза.
— Зато ты превзошел самые смелые ожидания нашего папочки, став его точной копией, — он тона не повышает, говорит еще тише, яростнее, — только с чего ты взял, что у тебя есть право лезть со своей «репутацией» в мою жизнь и жизнь Джона?
Самообладание уже вернулось к Майкрофту. На лице замерло подобие улыбки.
— Я сделал то, что должен был. Ты же не думаешь, что наш Джон, со всеми его высокими моральными принципами ответит тебе взаимностью? — пауза, будто Майкрофт действительно ожидает реплики Шерлока. — Нет. Если раньше, не зная о природе твоей привязанности, он мог, сам того не ведая, допустить что-то подобное, — неопределенный взмах рукой, намекающий на произошедшее прошлой ночью, — то теперь хотя бы он будет контролировать ситуацию, раз уж ты на это не способен.
— Твои больные фантазии не имеют ничего общего с реальностью, — бросает Шерлок, поднимаясь и направляясь к выходу.
— Расскажи об этом Джону, — раздается ему вслед.
***
Шерлоку девятнадцать. Вечеринка по случаю окончания семестра медленно переходит в пьянку и перемещается в бар, неподалеку от студенческого городка. В теле пульсируют басы громкой музыки. Пространство плывет перед глазами.
Его отношения с другими студентами сложно назвать теплыми. Способность видеть окружающих насквозь полностью лишает иллюзий, а люди любят казаться лучше, чем они есть.
— Холмс, ты — псих, Холмс… — пьяная ухмылка меняет лицо говорящего до неузнаваемости и староста группы, откровенный сноб Невилл Смит, уже кажется развязным типом, — ты вот тут все обо всех знаешь, да?..
Шерлок тоже пьян. Наверное, потому продолжает слушать, хотя последняя фраза, сказанная Невиллом — откровенная чепуха. Зачем ему знать? Он видит. И сразу забывает, стирает из памяти лишнюю информацию.
— А я тоже кое-что о тебе знаю, Холмс… — Смит многозначительно кивает, и кажется, даже пытается подмигнуть. Его гримасы заставляют Шерлока рассмеяться.
— И что же это? — спрашивает он.
— У тебя нет подружки…— пауза.
— Это не тайна, — фыркает Шерлок.
— Подожди, это я… дедуцирую, — слово дается Смиту с большим трудом, и Шерлок снова смеется. — Но ты же молодой парень. В твоем… и моем возрасте все девушку либо ищут, либо уже нашли, и… ну, ты понял… А если ни то и ни другое, значит, тебя не девушки интересуют… — он залпом опустошает бокал. А потом добавляет: — Поздно уже, может пойдем?
Шерлок внимательно на него смотрит. Смысл предложения ему понятен. На самом деле подружка у него была. Недолго. На первом курсе, и ему было странно обозначать ее этим словом… Но, в общем, выводы он сделал. Если сейчас он пойдет с Невиллом — его знания из этой области жизни нормальных людей можно будет считать завершенными. Правда, лучше бы он был трезв. Хотя какая, к черту, разница — трезвый ум в подобных ситуациях все равно используется весьма умеренно.
Он кивает. Смит быстро встает и идет на выход. Через минуту Шерлок отправляется следом.

Голова кажется тяжелой. Холмс открывает глаза и морщится от яркого света, заливающего комнату студенческого общежития сквозь полупрозрачные шторы. Невилл пытается сделать вид, что все еще спит. Шерлок одевается и выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь. Он вообще ничего не чувствует. Не жалеет о вчерашнем: сожалеть о том, что уже случилось, бессмысленно. Продолжать подобные эксперименты тоже не хочется — ночные игры инстинктов оставляют наутро лишь опустошение и необходимость решать какие-то условности с безразличными ему людьми. А то, что люди ему безразличны — аксиома. Единственным, пожалуй, исключением является его брат. Но с ним такие отношения невозможны. Не из-за приличий, нет. Рамки и условности Шерлок давно считает глупыми людскими выдумками. Просто Джон — он обязан быть выше всей этой возни. Шерлок иногда сам себе поражается — кажется, так люди относились бы к святым, в которых верят, если бы те решили почтить землю своим присутствием. Он едет на вокзал и покупает билет. Он отправляется домой. Сегодня же.
***
Склады оцеплены знакомой желтой лентой. Детектива за ограждение не пускают. Вместо этого через некоторое время перед ним появляется недовольный Лестрейд, с полупустым стаканом остывшего кофе, который выбрасывает, едва оказавшись за границей оцепления.
— Что там было, инспектор? Лаборатория по производству наркотиков, я полагаю? — встречает его Шерлок.
— Мог бы и не спрашивать, сам все знаешь, — невесело усмехается Лестрейд, — Гарнер это обнаружил, и начал трясти с них деньги. Первый раз они откупились, но он потребовал ещё, и стало очевидно, что лучший способ избавиться от него — избавиться в прямом смысле.
— Когда их поймали? — деловито осведомляется Шерлок. В том, что поймали он не сомневается — иначе откуда у Лестрейда такие сведения?
— Минут через десять после того, как ты прислал мне смс с номером машины, у них при себе наркоты было… — инспектор присвистывает.
— Плюс кое-что из оборудования и препараты, — заканчивает Шерлок, вспоминая, что уходя, преступники несли с собой сумки.
Лестрейд кивает:
— Да, спасибо, Шерлок… — он все еще благодарит, но каждый раз все с меньшим энтузиазмом — Холмс в ответ на это изъявление вежливости строит такие презрительные мины, что легче быть хамом.
— Это все, что я хотел узнать, — кивает детектив и, развернувшись на каблуках, возвращается к ожидающему его такси.
На Бейкер-стрит Джона и его вещей уже нет. Только записка на кухонном столе:
«Привет! Не стал тебя ждать: Мэри вернулась на день раньше, — уехал к ней обустраиваться. Джон».
— Что же такого наговорил тебе Майкрофт, что ты сбежал?..— бормочет Шерлок, комкая лист в ладони.
***
Шерлоку двадцать два. После окончания университета он перебрался в Лондон, а Джон по-прежнему учился в Манчестере. Это странно, но за шесть лет, что они жили порознь, встречаясь лишь несколько раз в году, в жизни Шерлока так и не появилось никого ближе брата. Претендентов на эту роль, впрочем, было не так уж много — разве что Майкрофт в последнее время стал появляться чаще обычного, интересоваться, чем занят Шерлок. Однако старшего начинающий детектив старался избегать — его забота была слишком похожа на контроль надсмотрщика, а повседневное, казалось бы, «Как дела?» отчаянно напоминало начало допроса.
У Джона, напротив, появились приятели, даже друзья — он был общительным, у него, в отличие от старших братьев, существовало много обычных увлечений — например регби или музыка. Вот только Шерлок не сомневался, что и у него не было никого особенного. Никого, кто был бы ближе.
Шерлок не помнил, в каком из телефонных разговоров Джон впервые упомянул Мэри. Наверное, тогда она показалась ему одной из девушек, с которыми Джон дружил. Он не улавливал особых интонаций в голосе брата, когда тот говорил о ней, даже тогда, когда Джон назвал ее «своей девушкой». Шерлок понимал, что это нормальное явление и отнёсся к нему снисходительно — в некоторых вопросах Джон был слишком обычным.
Все изменилось, когда на каникулах Джон решил навестить Шерлока и взял Мэри с собой.
Шерлок замер в дверях своей квартиры в Саутхэмптоне и просто смотрел на них — неуловимо похожих друг на друга, чуть улыбающихся ему, смущенных. У Мэри были светлые, вьющиеся волосы, собранные в пучок на затылке и большие карие глаза. Она была примерно одного роста с Джоном, а почти идентичные джинсовые куртки делали их и вовсе одинаковыми. Как брата и сестру.
От этой мысли Шерлок неприятно поежился, а его взгляд из изучающего стал откровенно неприязненным.
Первым из ступора вышел Джон.
— Привет, Шерлок, — он обнял брата. Эта традиция — объятие при встрече — завелась у них, как только Шерлок уехал в колледж. Это был их способ почувствовать близость, неповторимость друг друга, объятие было крепким, теплым и коротким. А через секунду Джон уже снова стоял рядом с девушкой, приобняв ее за плечи, в знак поддержки.
— Это Мэри, Шерлок. Я тебе о ней рассказывал…
Мэри училась на одном факультете с Джоном, но в будущем должна была стать педиатром, в то время как Джон выбрал хирургию. Уроженка Манчестера, росла в небогатой семье. Мэри любила джаз и кошек. Мэри предпочитала чай со сливками. Мэри рано ложилась спать. Мэри…
Половину сказанного Шерлок пропускал мимо ушей, вторую узнал еще до того, как Джон ее озвучил. Мэри застенчиво улыбалась, уставившись в скатерть, и чувствовала себя не в своей тарелке.
А Шерлок, видя, как они невзначай прикасаются друг к другу, как Джон аккуратно поправляет выбившуюся из-за ее уха прядь, как они вдруг начинают синхронно улыбаться чему-то своему, чувствовал, что никого раньше не ненавидел больше, чем эту милую девушку, которая сумела стать особенной для Джона, близкой, такой же близкой как Шерлок; которая украла у него брата.

Исполнение 3
3.2.К счастью для Шерлока, в Лондоне по-прежнему совершаются преступления, в том числе и те, которые Скотланд-Ярд не в состоянии раскрыть самостоятельно. Звонки от Лестрейда становятся самыми частыми и самыми долгожданными. В то время, пока детектив не занят в полиции, он раскрывает скучные дела частных клиентов, не гнушаясь ни поисками доказательств супружеской неверности, ни сбором компроматов на конкурентов его заказчиков.
Приходя домой, он валится с ног от усталости, и в считанные минуты погружается в глубокий сон без сновидений.
Но случаются другие дни. Шерлок подолгу не может уснуть, ворочается. Он использует все известные ему мнемотехники, чтобы вытравить из головы навязчивые мысли о Джоне. О том, что случилось, когда они виделись в последний раз. Однако стоит ему прикрыть глаза, как его оглушают воспоминания — ужас потери, нечеловеческое облегчение, когда он обнаружил Джона невредимым, а потом, снова и снова — ощущение тела, замершего в его руках, кожи, дыхания, биения сердца.
Черт.
Шерлок рывком садится на кровати. Стискивает голову ладонями.
Воспоминание отравлено эмоцией. Его невозможно удалить.

— Хочешь забыть? — спрашивает парень, присаживаясь к нему за столик в клубе. Холмс не посещает подобные заведения, и в этот раз он здесь только для того, чтобы выяснить информацию о преступнике.
— Ну так как? — он повторяет свое предложение с дружелюбной улыбкой, — есть желание засыпать неприятные воспоминания белым снегом?
Шерлок замечает про себя, что полиции было бы неплохо поучиться внимательности у драгдиллеров — этот безошибочно увидел единственную причину, по которой Шерлок мог купить у него товар. Возможно, всего лишь интуиция, но тоже неплохо. Он внимательно рассматривает парня. Примерно одного с ним возраста, невысокий, худощавый, с выразительными карими глазами. Весь его вид, — одежда, поза, выражение лица — призваны говорить о том, что он наслаждается жизнью и всего лишь хочет привнести в унылые будни своих клиентов немного расслабления и радости. Но Шерлок понимает, что подумай он сейчас сдать торговца дурью полиции, тот окажется довольно крупной «рыбой». Возможно, главным в сети, которая распространяет "кокс" в этом районе Лондона — слишком он самоуверен в своей безнаказанности, слишком вальяжен и расслаблен. Да и одежда — рубашка от Westwood, часы Rado (не подделка) — не по карману простому мальчику на побегушках.
— Сколько? — интерес Шерлока к покупке наркотика — смесь любопытства и прагматики. Эксперимент, который способен, пусть всего лишь на время, очистить его мысли от навязчивых воспоминаний. Почему бы не попробовать?
— Для тебя — совершенно бесплатно, — мягко улыбается его собеседник, подаваясь чуть вперед так, что его шепот Шерлок ощущает на своей коже.
Холмс усмехается:
— Во второй части предложения не заинтересован.
— Стоило попытаться, — весело смеется торговец и разводит руками, откидываясь на спинку красного кожаного дивана, — но для тебя — действительно бесплатно.
Он достает из кармана джинсов крохотный пакетик из желтоватой бумаги и щелчком заставляет его скользить по столу. Ровно ту минуту, что торговец, жмурясь, разглядывает Шерлока, сам Шерлок пристально смотрит на «подарок». А затем время для раздумий подходит к концу: Холмс берет пакетик и роняет его в карман рубашки.
Шерлок не распечатывает подарок ни в этот день, ни на следующий — он занят тем делом, о завсегдатае клуба, который организовал конвейерную переправку проституток, работающих по клубам, в рабство в страны Ближнего Востока. А затем — еще одним, об убийстве из-за наследства с использованием змеиного яда. А затем…
Но однажды все дела заканчиваются.
И приходит пустой вечер, когда Шерлок до упора бродит по улицам Лондона, кутаясь в пальто, а в голову навязчиво лезут мысли о Джоне. С ночи, когда произошел взрыв на складах Гарнера, прошло уже больше двух месяцев. И за все это время Джон даже не попытался связаться с ним. Сейчас, когда они жили в одном городе. Шерлок не привык анализировать эмоции. Он умел оценивать лишь объективные, не оставляющие места сомнению, факты — теперь он не нужен Джону. А значит, вся та близость, что была между ними, сколько Шерлок себя помнил, вся та привязанность, любовь, незаменимость — все было фантомом. Ложью. Этого не было. Единственное чувство, которое Шерлок впустил в свою жизнь, единственный человек, которого Шерлок считал своим,— предали его.
Рука опускается в карман и нащупывает маленький бумажный пакетик.
Полуночное кафе, кафельная столешница в мужском туалете, кредитная карточка и свернутая в трубку купюра.
И Лондон обрушивается на него громадой звуков, картин и бликов. Все чувства будто обостряются до предела, а мысли о брате, мелькая убегающим за поворот белым кроликом из любимой детской сказки Джона, становятся почти незаметными на фоне общей вакханалии ощущений.
И это прекрасно.
Довольно скоро Холмс понимает, что рациональнее использовать чудодейственное средство внутривенно. Экономнее. Проникает в организм на все сто процентов.
Он почти не спит. В возбужденно-оголенном состоянии нервные окончания передают сигналы в мозг в сотню раз быстрее. Ему хватает и пары минут на месте преступления, чтобы ухватить нужную зацепку.
Первым о его привычке узнает Лестрейд. Это неудивительно. Друзей у Шерлока нет, Майкрофта он игнорирует, Джон… Джона у него теперь тоже нет. Так что регулярно Холмс видится лишь с инспектором.
— Что ты принимаешь? — Лестрейд дожидается, когда команда медэкспертов выходит из комнаты, в которой совершено тройное убийство, чтобы подойти к Холмсу почти вплотную и шепотом задать свой вопрос.
Лицо детектива искажает презрительная ухмылка.
— Поверь, Лестрейд, мне вовсе необязательно принимать что-то, чтобы видеть то, что пропускают твои «профи», — он отстраняется от инспектора, но тот удерживает его за локоть.
— Не требуется, знаю. Но сегодня ты «виснешь» на каждом шагу. Отключаешься, только что не падаешь. Кокаин?
Шерлок с яростью вырывает руку.
— Не твое дело, — шипит он, почти убегая из комнаты.
Он не боится разоблачения — какая разница, кто и что о нем думает.
Его пугает неспособность адекватно оценивать себя и свои поступки.
Решение завязать принимается, но не исполняется.
Стучит назойливым молотком, в то время, как Шерлок вводит очередную дозу.
«Последняя» — врет он себе.
Снова и снова.
Последняя.

Исполнение 3
3.3.***
Шерлоку двадцать четыре. Смерть отца не застала его врасплох. Во время последнего Рождественского ужина тот уже выглядел неважно – частая выпивка на фоне проблем с сердцем и артериальным давлением никому не удлиняла жизнь. Поэтому на звонок из дома – несколько коротких слов, сказанных экономкой, Шерлок отреагировал почти буднично. Спросил, оповещены ли родственники и сообщил о предполагаемом времени своего приезда.
Он прибыл первым из братьев – Джон должен был приехать поездом из Манчестера несколькими часами позже, Майкрофт не смог досрочно завершить дела в Брюсселе и обещал прилететь рано утром.
Майкрофта отец непременно одобрил бы – промелькнуло в голове Шерлока, - ставить служебные обязанности выше личных было вполне в его стиле. На среднего сына он привычно не обратил бы никакого внимания, а Джону досталось бы за нерасторопность или еще за что-нибудь. Джону всегда доставалось от отца. Возможно потому, что он был слишком на него не похож, и не только внешне. Говорили, что Джон пошел в деда по материнской линии, но тот умер, когда Шерлок был еще маленьким, а фотографии были слишком старыми и нечеткими, чтобы подтвердить или опровергнуть эти слова.
Чаще всего отец проходился по умственным способностям своего младшего сына. К началу переходного возраста у Джона уже развился комплекс отличника – он был одним из лучших в школе, а затем в колледже, но он не скакал через классы как Шерлок и не блистал на конкурсах по языкам и истории как Майкрофт, а значит, его успехи малого стоили.
- Он, как любой родитель, просто хочет, чтобы я стал лучше, - оправдывал нападки отца Джон.
Ты и так – самый лучший – хотелось ответить Шерлоку. Ты слишком хороший для семьи лицемеров и сухарей. Как ты смог вырасти таким – чутким, честным, среди этих людей?
Но вместо этого Шерлок упоминал вновь обнаруженные грешки папаши и добавлял от себя что-то циничное и злое в его адрес. Джон хмурился, но чувствовал поддержку брата, пусть такую своеобразную.

Солнце издевалось над людьми в черной одежде, играя веселыми бликами на полированной крышке гроба. Смысл слов, которые произносил священник, ускользал от Шерлока, да он и не пытался прислушиваться. Это все было глупым, придуманным сотни лет назад ритуалом, призванным утешить родных усопшего. В данном конкретном случае родные вряд ли нуждались в утешении: Майкрофт сожалел о потере действительно близкого ему человека – близкого по духу, по убеждениям, но был максимально сдержан в выражении эмоций. Мать не столько скорбела, сколько стремилась отыграть свою социальную роль до конца. Шерлок был совершенно равнодушен к происходящему: люди смертны, а их отец прожил достаточно долгую жизнь и, скорее всего, даже по-своему счастливую. Стоящий рядом с ним Джон молчал, опустив голову. На нем, как и на большинстве присутствующих, были черные очки, поэтому Шерлок не сразу заметил, что он плачет. По-настоящему плачет о человеке, который с трудом его переносил, не упускал ни одного случая, чтобы задеть, указать на недостатки. Шерлок незаметно взял руку брата в свою и крепко ее сжал. Все хорошо, Джон, все хорошо.
Вечер они провели в малой гостиной. В общении не было обычной легкости. Джон часто замолкал, глядя в окно, поджимал губы, быстро смаргивал. Шерлоку не хотелось оставлять его одного – хотелось взять на себя часть этого иррационального горя. Но он не мог. Зато он мог быть рядом и был. Рассказывая об обычных, в сущности, делах, о том, что частный сыск – не совсем то, чем ему хочется заниматься. Он планирует сотрудничать с полицией и обязательно сумеет осуществить эту идею, вот только найти бы в Скотланд-Ярде не совсем уж конченного идиота, который будет способен оценить помощь Шерлока. И он уже придумал название для своей профессии – консультирующий детектив.
После одиннадцати Джон начал потихоньку клевать носом, периодически сползая вниз по спинке дивана, но уходить к себе категорически отказывался.
- Не хочешь оставаться один сегодня, - констатировал Шерлок, а затем предложил: - могу составить тебе компанию. Побуду рядом, пока ты не заснешь.
Джон фыркнул:
- Глупости, я прекрасно справлюсь…
- Я не спрашиваю, Джон, - возразил Шерлок, - любому станет неуютно в этом склепе, - дом был огромным, а после того, как разошлись гости, казался непривычно пустым.
Джон заснул довольно быстро. Но Шерлок не спешил уходить. Ему было хорошо вот так просто лежать поверх покрывала, ощущая плечом тепло, слыша ровное дыхание спящего. В тусклом свете ночника вся комната казалось картонной декорацией из теней, а весь мир за ее пределами – несуществующим. Реальным был только человек рядом и странное теплое чувство, заполнившее Шерлока. Смерть наложила на свой отпечаток на этот вечер. Все будто ощущалось ярче, острее. Словно каждый сам себе хотел доказать, что он еще жив. Шерлок осторожно повернулся на бок, лицом к Джону. Тот выглядел нахмуренным. Когда он хмурился, между его бровей появлялась глубокая складка. Шерлок не удержался и провел по ней указательным пальцем. Джон глубоко вздохнул. Складка разгладилась. Шерлок приложил ладонь к груди брата. Она мерно поднималась и опадала. Сердце гнало кровь по венам. Движение крови дарило жизнь. Это было так естественно – жить. Желать, чтобы Джон жил. Чтобы всегда жил человек, ближе которого у Шерлока не было и никогда не будет.
Пробуждение было стремительным и мерзким.
За окном едва начинало светать. Накануне Шерлок заснул в комнате брата, и теперь обнимал его, крепко прижимая к себе обеими руками. Но все это он отметил позже, чем осознал главное – он был возбужден. Возбужден сильно. И причиной возбуждения была не просто физиология - так он отреагировал именно на близость Джона. Потом Шерлок понял, что если сейчас ничего не предпринять, то, что приходит после возбуждения, случится прямо здесь – в постели брата. Это показалось ему настолько ужасным, что вскакивая, он не озаботился тем, чтобы не потревожить спящего.
- Шерлок?.. Который час?.. – сонно пробормотал Джон, но в ответ он услышал лишь, как громко хлопнула дверь.

Исполнение 3
4.1Прошло чуть больше суток со времени последнего приема, а Шерлок уже не может думать ни о чем, кроме наркотика. Он вспоминает ежеминутно, ежесекундно лишь о том, что ему станет легче, едва он прекратит бороться с собой и позвонит курьеру. Он уверен, что рано или поздно это случится и не видит смысла тянуть. Холмс до сих пор считается «элитным» клиентом — по его звонку товар прибывает в течение получаса. Один звонок. И все снова будет хорошо. Пусть искусственно, пусть ненадолго, но будет.
Однако по какой-то причине он обходит стол в гостиной, словно телефон, который лежит на нем, радиоактивен.
Раскалывается голова, и каждый вздох мелкими коготками впивается в его сердце. Шерлок не спит уже несколько дней. Измученное тело не повинуется приказам заболевшего мозга, и ночь за ночью он просто лежит на узком диване, раскрыв глаза в темноту.
Утверждение о том, что стоит продержаться еще немного, и морок пройдет, раз за разом раскалывается на безнадежные осколки о вопрос: «для чего?». Причин продолжать жизнь, снова становиться «нормальным» Шерлок не видит. Окружающие и без наркотиков считали его психом с самого детства. Единственный человек, который был уверен, что это не так, бесследно исчез из его жизни несколько месяцев назад. Шерлок сам его прогнал.

К двери он почти бежит, не обращая внимания на то, что курьер прибыл вдвое быстрее, чем обычно. Это неважно. Сейчас неважно ничего, кроме того, что он в очередной раз сдался и несказанно рад этому. Шерлок рывком открывает дверь, и в этот момент в квартиру вваливается некто, с силой толкает Шерлока внутрь и просто прижимает его к стене обеими руками. Смотрит. Внимательно. Зло. Но с каждой секундой все более неуверенно. До Шерлока не сразу доходит, что перед ним Джон.
Вот только этот человек не может быть Джоном — его действия слишком непохожи на обычное поведение младшего брата Шерлока. Джон, его Джон, всегда рад его видеть, он обнимает его при встрече, а не больно стискивает плечи неожиданно стальными пальцами. В глазах Джона — приязнь, радость, иногда смущение, но нет той горькой нотки, что сейчас пронзительно скребет сердце Шерлока, сильнее ломки. Эти мысли безучастно, почти лениво вспыхивают в голове детектива. Зачем он вообще пустил в квартиру этого человека с лицом Джона? Ах, да… Он ждал курьера. Он пытается высвободиться из жестких рук. В ответ на эти попытки человек с лицом Джона усиливает хватку и встряхивает его. Так, что Шерлок не может прямо удержать голову и чувствительно ударяется затылком о стену, охает и морщится.
В глазах человека с лицом Джона плещется боль. Человек с лицом Джона порывисто привлекает Шерлока к себе, крепко обнимает и становится Джоном.
— Шерлок, Шерлок, прости, ради Бога, — одной рукой Джон гладит брата по голове, склонив ее себе на плечо, другой уверенно прижимает чуть ниже лопаток, — что ты с собой творишь...
Шерлок чувствует, как подкашиваются ноги. Он понимает, что отпусти его Джон сейчас, и он не устоит. Уйди Джон сейчас, и он просто рухнет. Шерлок начинает слабо цепляться за плечи брата.
— Не уходи. Мне сейчас плохо. Я один не смогу, — его голос будто тоже отказывает ему. Кажется, слова осыпаются с губ пустым стуком. Но Джон слышит.
— Не уйду, нет. С тобой останусь… — шепчет он, продолжая перебирать волосы на затылке Шерлока, гладить его по спине.
Они еще стоят в полутемном коридоре обнявшись, когда раздается второй звонок в дверь. Шерлок вздрагивает, Джон отстраняется, и он медленно сползает по стенке на пол. Словно сквозь вату слышит несколько резких, коротких фраз, брошенных братом. Поток извинений в ответ. Дверь захлопывается с совершенно немилосердным стуком.
— Пойдем, — Джон снова серьезен и зол. Шерлок игнорирует протянутую к нему руку. Ему трудно самостоятельно подняться на ноги, но догадка, мелькнувшая в его голове, запрещает ему принимать помощь. Он прижимает колени к груди и обхватывает их руками, словно защищаясь. В голосе появляется подозрительность:
— Тебя прислал Майкрофт.
— Он рассказал мне о том, что с тобой происходит только сегодня утром, иначе я пришел бы раньше, — Джон и не думает ничего скрывать. Он глядит на Шерлока открыто и сосредоточенно.
— Ложь, — Шерлок мотает головой и сильнее вжимается в стену. — Он тебя прислал, чтобы упечь меня в больницу, он уже пытался…
— Об этом я тоже знаю, — Джон присаживается на корточки, стараясь снова поймать взгляд Шерлока, — и я полностью согласен с ним. Тебе нужно лечение. Когда ты… — он сглатывает слово, будто не желая его произносить, — в последний раз, Шерлок? Когда?
Шерлок молчит, тишину полутемного коридора нарушает лишь его рваное, тяжелое дыхание.
— Когда ты в последний раз кололся? Скажи, — Джон уверенно берет брата за подбородок и разворачивает его лицо к себе. Шерлок отдергивает голову почти брезгливо. Во взгляде – смесь досады и… страха.
— Вчера… утром, — нехотя выдает он.
— Детоксикация уже началась, в больнице ты перенес бы ее гораздо легче, — голос Джона становится мягче, но Шерлока это лишь еще больше настораживает, — но если ты не хочешь, мы никуда не поедем.
— Не хочу. Я сам справлюсь. И… ты тоже уходи, — каждой фразой Шерлок словно проверяет намерения Джона. Тот не поддается на провокацию:
— Десять минут назад я слышал обратное. Я остаюсь. Это не обсуждается. У тебя есть препараты, чтобы облегчить абстиненцию?
Шерлок рассеянно кивает.
— Почему ты все еще не принял их? — Джон озвучивает вопрос, только что озарением вспыхнувший в голове детектива. Вот только Джон не знает ответа, а Шерлок знает — потому, что он не собирался завязывать.

Через некоторое время, под действием снотворного и транквилизаторов, Шерлок засыпает. Тревожно, беспокойно. Но и такой сон кажется облегчением. Каждый раз, открывая глаза, он видит одну и ту же картину — притихшая гостиная, Джон, сидящий с газетой в руках в придвинутом к дивану кресле. Меняется лишь освещение — полдень… вечер… ночь.
Он окончательно просыпается под утро. Джон дремлет, откинувшись на спинку кресла и уронив газету на колени. Все это время читал один и тот же выпуск Таймс? Вряд ли… Скорее так и не прочел ни слова. Расстраивался, переживал, думал, что делать дальше, от волнения мял страницы.
— Почему ты ушел? — полушепотом произнесенный вопрос будит пространство вокруг. Стучит форточка под напором сквозняка, газета с шелестом скользит на ковер, Джон потягивается и трет кулаками глаза.
— Что?..
— После взрыва. Ты ушел. Оставил записку и больше не появлялся. Почему? — терпеливо повторяет Шерлок.
— Ты хочешь поговорить об этом сейчас? — с сомнением спрашивает Джон. — Может быть позже, когда ты будешь в порядке?..
— Сейчас, — голос Шерлока, несмотря на непроходящую слабость, звучит требовательно и почти раздраженно. Знать ответ ему важнее всего. — И я в порядке.
Джон тяжело вздыхает. Молчит несколько секунд, словно собираясь с мыслями, и начинает:
— Утром, ты оставил меня в больнице. Потом приехала та девушка из полиции… Донован, да, сержант Донован. Она начала задавать мне вопросы про склады: что видел, зачем поехал… Формальности. Но странно на меня смотрела, очень странно. А еще через полчаса появился Майкрофт. Как он выразился: «Убедиться, что со мной все в порядке». Но его явно волновало что-то другое. Скоро я понял, что именно… Он начал говорить, какой ты сложный человек, как тебе непросто сходиться с людьми… — у Джона вырывается смешок. — Как будто я тебя плохо знаю…
Шерлок молчит. Кажется, он начинает догадываться, как все вывернул Майкрофт.
— Потом сказал, что наши отношения всегда были нездорово близкими. И закончил все тем, что, так как я единственный человек, с которым у тебя вообще получалось общаться, то рано или поздно это должно было случиться и случилось… Вот, — он смущенно замолкает.
— Что случилось? — Шерлок испытующе смотрит на брата.
— То, что случилось на складах. Не заставляй меня это озвучивать.
— Противно? — холодно интересуется Шерлок, — мерзко, стыдно?
— Неправильно, — мягко поправляет его Джон. — Конечно, я не принял всерьез ни одного его слова, решив, что он, должно быть, спятил. Ты просто… Я мог умереть, и... Это получилось случайно. А затем Майкрофт напомнил мне, как ты скрывался от меня последний год. И сказал, что лучше будет, если какое-то время мне держаться от тебя на расстоянии. Лучше — совсем с тобой не общаться. Я открыто отправил его решать собственные проблемы. Но, я почувствовал, что он говорит правду. Понимаешь? Когда сопоставишь все и получается складная картинка. Я решил просто уйти и ждать, когда ты сам захочешь со мной связаться. Если все нормально, это произошло бы достаточно быстро… Но от тебя не было ни слова почти полгода… — Джон замолкает. Некоторое время сосредоточенно разглядывает свои руки. Затем поднимает почти умоляющий взгляд на Шерлока. — Скажи, что происходит на самом деле? Я не понимаю…
Вместо ответа Шерлок молча отворачивается к стене.

Джон остается с ним. Следит за питанием и приемом лекарств. Они практически не разговаривают, лишь изредка обмениваются настороженными взглядами, но раз за разом не произносят ни слова.
Утром третьего дня Шерлок просит Джона уйти.
— Самое трудное позади. Дальше я справлюсь, — уверенно заявляет он, — не задерживаю тебя больше.
— Ты ошибаешься, — Джон на секунду отрывается от приготовления кофе, оглядывает Шерлока с ног до головы. Тот смертельно бледен, изможден, хотя и выглядит куда лучше, чем накануне. — Самое трудное впереди. Теперь нужно учиться жить без наркотика.
— И чем ты планируешь мне помочь? — усмехается Шерлок.
— Тебе необходима квалифицированная медицинская помощь, — просто отвечает Джон, — тебе нужно лечь в центр реабилитации.
— Нет, — бросает Шерлок через плечо, выходя из кухни. Сделав четыре шага, он чувствует, как на плечи ложатся руки. Джон разворачивает его лицом к себе.
— Тогда я просто буду здесь, с тобой. Пока не увижу, что все хорошо, — Шерлок видит, как он взволнован. — Мне плевать, что там считает Майкрофт. Я не хочу ничего знать. Ты — мой брат. Я тебя люблю. И я буду с тобой, даже если ты сам этого не захочешь. Просто потому, что я тебе нужен.
«Нужен», — эхом раздается в голове Шерлока. Нужен. Да. Пусть так. Пусть вне этой квартиры у Джона будет Мэри, работа и другая жизнь. Вне. Этой. Квартиры.

Исполнение 3
4.2.
***
Больничная палата уютна и напоминает жилую комнату: со вкусом подобраны цвета в интерьере, вдумчиво расставлены элементы декора. Двуспальная кровать удобна, а платяной шкаф имеет множество секций. Младший медицинский персонал ведет себя, как вышколенная прислуга. Доктора общаются с пациентами с позиции старших сочувствующих родственников. Это очень дорогая клиника. И Шерлок ее ненавидит.
Его под именем Томаса Уотсона поместил сюда Майкрофт. Потому что Шерлок срывался. Снова и снова.
А что ему оставалось? Под колпаком тотального контроля, заниматься расследованиями не представлялось возможным. Все попытки частных клиентов связаться с ним прерывались людьми Майкрофта. Они же постоянно устраивали обыски в его квартире, безуспешно пытаясь обнаружить запасы кокаина.
Шерлоку было невыносимо скучно.
Единственным, кто до сих пор подбрасывал ему загадки, был его дилер. Это началось внезапно, когда едва отошедший от абстиненции Шерлок обнаружил пакетик с наркотиком в кармане своего пальто. Вскоре Шерлок узнал, каким образом он там оказался: в квартиру проникли через незакрытое чердачное окно. Там же его ждала записка: «Мне нравится наблюдать, как ты это делаешь» и очередная доза.
И так каждый день. В газетах. Через людей Майкрофта. В самых неожиданных местах его дома. Во время прогулок с сопровождением. Задачей Шерлока было раздобыть купюру и угадать, как именно к нему попадет кокаин. И обменять одно на другое. Шерлок от души забавлялся.
Это бесило Майкрофта.
Джон ушел через неделю.
Еще через тринадцать дней Шерлок оказался в клинике.

Программа реабилитации была рассчитана на максимальное оздоровление и причинение пациентам наименьшего вреда: сауны, физические нагрузки, обогащенная витаминами пища.
Шерлока же бесконечно обкалывали медикаментами — применить к нему иное лечение было попросту невозможно: он отказывался.
Беседы с психологами, которых одного за другим «мистер Уотсон» во время первой консультации доводил до грани нервного срыва, были заменены на постоянную изоляцию.
Из родных к нему пускали только Майкрофта.
Тот появлялся время от времени. Чаще по ночам, когда Шерлок спал, и присутствие брата детектив мог обнаружить лишь по косвенным признакам — помятому ворсу ковра, повернутой дверной ручке, ощущению чужого присутствия и тяжелого взгляда, терзавшего его во сне.
— Переоденься, — заявляет Майкрофт с порога, протягивая Шерлоку черный костюм и туфли. — Мама умерла. Сегодня похороны.

Это был рак. Поздно диагностированный. Неизлечимый. Мучительный. Поэтому пропал Джон. Поэтому Шерлока закрыли в клинике: возиться с ним попросту не было времени.
Всю дорогу до поместья Шерлок молчит. Майкрофт работает, уткнувшись в ноутбук, пристроенный на коленях.
— Почему мне не сказали раньше? Я мог бы с ней попрощаться. Она — со мной.
— Не думал, что это было важно для тебя, — не отрываясь от экрана, бросает старший из братьев Холмс, — хотя Джон настаивал. Мы просто не успели. Она никому не говорила до последнего. А мы не говорили ей о тебе. Так сложились обстоятельства.

Шерлок смутно запомнил траурную церемонию. Отчаянно болела голова, и хотелось просто уйти. Но Майкрофт постоянно был рядом и шипел что-то о приличиях, пока Джон и Мэри занимались гостями.
Это было странно. Ему всегда казалось, что к матери и отцу он относился одинаково. Однако что-то неприятно шевелилось в мыслях. Словно неуловимо поменялось что-то в мироощущении. И всплывали на поверхность сознания давно уже утерянные, казалось бы, воспоминания о том, что в детстве с мамой было хорошо. Что тогда, давно, несколько жизней назад, когда она еще не самоустранилась от воспитания своих детей, оставив окружающим лишь необходимую для соблюдения этикета оболочку себя, он любил ее. Она любила его. И Майкрофта. И Джона. Больше всех — Джона. Словно в противовес отцовскому недовольству им. Но это было давно, когда они были малышами.
А потом Оливия Холмс стала тем, кем стала — измученной женщиной, страдающей от постоянных эмоциональных срывов, уверенной в собственной никчемности и ни в чем не перечившей мужу. Когда в подростковом возрасте, переоценивая окружающее, Шерлок разделил всю семью на врагов и друзей, мама осталась где-то посредине, довеском к отцу, не имевшим собственной позиции.

Шерлок вернулся в клинику тем же вечером. Он был слишком подавлен, чтобы оставаться в поместье, слишком устал, чтобы дожидаться там следующего утра, когда семейный юрист должен был объявить отцовское завещание, которое, по его указаниям, могло быть обнародовано только после смерти жены.
Впрочем, подавленность и усталость были теперь его привычными состояниями. Жизнь не менялась. Наркотик помогал лишь на время. С этим пора было заканчивать. Смещать жизнь в сторону работы. Заново учиться жить. Перестать поддаваться на провокации тела и той части разума, что жаждала расслабления.
Все это осталось в прошлом.
Настала пора вернуть себя.