Гостиничный номер, в котором они поселились, безусловно, прослушивался, но это была наименьшая из их проблем. Себастьян просто включил в ванной комнате душ посильнее, жестом пригласил босса присоединиться к нему в этом отделанном мрамором храме чистоты и плотно закрыл дверь.
Мориарти присел на край ванны и выжидательно посмотрел на него снизу вверх.
— Ты ведь не будешь устраивать сцену, заламывать руки, хватать меня за грудки? — лениво поинтересовался он. — А то во время встречи у меня пару раз складывалось впечатление, что тебе нестерпимо хочется заткнуть мне рот носовым платком или чем-нибудь столь же неэстетичным.
Себастьян опустился рядом на широкий бортик, чтобы можно было не повышать голос, и искоса взглянул на босса. Тот вроде бы и сидел расслабленно, и улыбался безмятежно, но от него исходил почти осязаемый жар беспощадно подавляемого напряжения. Или… или просто жар, которое излучало скрытое под легкой рубашкой тело.
От этой мысли злость на опасную выходку босса мгновенно испарилась, уступив место тревоге.
— Сингх знает, кто вы, — сказал он совсем тихо.
Теперь и Мориарти, задумчиво барабанивший костяшками пальцев по коленке, бросил на него взгляд исподлобья.
— Он не может знать этого наверняка.
— Его намеки…
— Всего лишь намеки.
Себастьян вздохнул. Бесполезно, все это бесполезно. Ну почему босс такой упрямый?
— Вам лучше вернуться домой. Как можно скорее.
— Бог ты мой, какая трагедия в голосе, Себастьян! Тебе все-таки хочется устроить сцену? Предлагаю сперва завернуться в банные полотенца — так мы будем больше походить на актеров древнегреческого театра. А потом можно разыграть что-нибудь по ролям — из Еврипида, например, он любил, когда герои взывают.
— К здравому смыслу? — пробормотал Себастьян.
— Если бы в мифах присутствовал здравый смысл, трагедий было куда меньше, — хмыкнул Мориарти. — Впрочем, и занимательных историй тоже.
— Вам это нравится, да? Эта история, которая с каждой минутой становится все занимательнее.
— Более чем.
— Он угрожал вам, и вы не хуже меня понимаете, что это не пустая угроза.
— Тем занимательнее, не так ли?
Босс задал этот вопрос каким-то странным, чуть недоуменным тоном, как будто сам не мог понять, рад он или не рад всей этой «занимательной истории». И улыбка у него была необычной, совсем незнакомой.
Черт! Себастьян терялся в подозрениях, версиях, мотивах, и еще больше терялся в раздирающих его эмоциях. Вот уж правда — вылитый герой древнегреческой трагедии со всеми ее древнегреческими страстями! Это все мамино наследие, ее горячий итальянский темперамент. Она всегда вспыхивала, как искра в зажигании от малейшего поворота ключа, и заводилась мгновенно. И у него точно такая же идиотская черта характера, которую все британское воспитание отца оказалось не в силах побороть. Надо думать об операции, Сингхе, обеспечении безопасности, а он сидит и пялится на чужие губы! Идиот, трижды идиот. Действительно, остается только замотаться в полотенце и за неимением подходящей пропасти броситься вниз с балкона. Босс будет в восторге.
Мориарти, тем временем, барабанил по коленке все быстрее и нетерпеливее.
— Мы закончили шептаться, Моран? А то мне бы уже хотелось, чтобы ты оставил нас с душем наедине.
Себастьян титаническим усилием воли изгнал из головы образ уединившегося с душем шефа и твердо ответил:
— Еще нет. Раз уж вы настроены и дальше дергать тигра за усы, надо позаботиться о дополнительных мерах безопасности.
— Надо! — неожиданно горячо поддержал его Мориарти, но не успел Себастьян обрадоваться, как тут же развил идею: — Давай накрутим из полотенец факелов и в случае опасности подпалим эти слишком любопытные усы! И хвост тоже.
— Дались вам эти полотенца, — тоскливо пробурчал Себастьян, небезосновательно полагая, что над ним просто издеваются.
— Ну еще бы они мне не дались, если последние десять минут я только на них и пялюсь!
Вот теперь босс серьезно вышел из себя, а значит, дальнейшие переговоры вести бессмысленно. Он принял решение, и Себастьяну остается лишь одно — удвоить, утроить бдительность. И довериться чутью, оно в таких случаях подводило редко. Сингх ударит, и ударит скоро.
Мориарти покачал головой и голосом профессора, до смерти утомленного беспомощным лепетом студентов, произнес:
— Моран, взнуздай свою паранойю, это утомляет. Сингх может воображать на мой счет все что угодно, но он меня и пальцем не тронет. И если ты хоть на пару секунд включишь мозги, сам поймешь, почему. А теперь выметайся отсюда, а то меня уже отчаялись дождаться душ и полотенца. Особенно полотенца.


На что намекал Мориарти, он понял почти сразу. Для этого и вправду требовалось всего лишь снизить градус паранойи и взглянуть на сложившуюся ситуацию протрезвевшим глазом. Конечно, Сингх не тронет Мистера М: ведь сейчас тот занят устранением тех, кто жаждет свернуть старому тигру шею. Но если ему только почудится запашок предательства, он разорвет излишне прыткого криминального консультанта на клочки.
Если бы дело происходило в вечно сыром и скользком Лондоне, где Мориарти чувствовал себя как рыба в воде, их индийский клиент был бы и вполовину не так грозен. Но здесь, среди иссушающих песков и бесплодных гор, Сирдар Амар Сингх почти всемогущ. Здесь у него повсюду глаза и уши, и скрыться от него очень непросто. Особенно Джиму Мориарти, в котором все, от бледной кожи до осанки, выдавало чужака.
У Себастьяна в этом плане внешность была куда более счастливой. От отца ему досталось поджарое, гибкое тело, от матери — смуглая кожа и темные волнистые волосы. Ему достаточно облачиться в местные одеяния, спрятать светлые глаза за черными стеклами очков и не бриться несколько дней, чтобы сойти за араба, которых в этих опасных краях водилось видимо-невидимо. Но скрыть европейское происхождение Мориарти от внимательных глаз практически невозможно, разве что только паранджу на него надеть!
Конечно, представлять себе босса в парандже, гневно сверкающего глазами сквозь чачван, было забавно, только проблему это, увы, не решало. И то, что сейчас они находились в шестистах километрах от резиденции Сингха, значения не имело — на индийского наркоторговца работало множество пакистанцев, и любой мог играючи всадить в неугомонного шефа пару пуль…
Мориарти приказал держать паранойю в узде, но эта тварь вырвалась на свободу и теперь вскачь неслась по всем мыслям, бешено вращая глазами и скаля зубы. И Моран ничего не мог с нею поделать — наверно потому, что в глубине души и не хотел.
Все его инстинкты кричали об опасности. Несколько раз он замечал толково организованную слежку; дом, в котором они остановились в Абботтабаде, был ненадежен, а соседние дома за высокими белыми заборами еще более подозрительны. За одним из похожих заборов жил сейчас тот, кого Себастьян должен был убить ко всеобщему удовлетворению, только сам он не получал никакого удовольствия от охоты. Опасность не щекотала ему, как раньше, нервы, не наполняла кровь шипящими пузырьками адреналинового брюта, не возбуждала. Совсем не возбуждала. Единственное, чего хотел сейчас Себастьян, — как можно быстрее и чище убрать цель, схватить босса за шкирку и бежать что есть духу из бывших владений Ее британского величества.
Шеф же, выглянув ненадолго из-под маски собственного помощника, снова нацепил на себя личину Джей-Джея, и больше уже не снимал. Его оставили равнодушным и грозная Линия контроля, и ослепительно сверкающий на солнце пик К2, и знаменитое Каракорумское шоссе. Всю дорогу до Абботтабада он не выпускал из рук телефона, и удостоил высокогорный пейзаж лишь пары сделанных на ходу снимков. В городе Джей-Джей, к немалому облегчению Себастьяна, практически не выходил из снятого ими дома, но, пожалуй, это была единственная приятная новость.
С боссом творилось что-то неладное. На памяти Морана он никогда еще не был таким молчаливым. И таким мрачным тоже. Обычно, когда Мориарти оказывался недоволен миром, мир узнавал об этом незамедлительно. Но в этот раз окружающий мир в лице Себастьяна Морана раз за разом встречало каменное молчание и тихое щелканье кнопок смартфона, с которым босс, похоже, теперь не расставался и во сне. Мориарти ни о чем его не спрашивал, а когда он сам пытался доложить о состоянии дел, жестом приказывал ему заткнуться.
И самое главное, у Себастьяна сложилось полное ощущение, что шеф получает от их поездки примерно такое же удовольствие, что и он. То есть, никакого. Но тогда какого черта он не улетел домой после разговора с Сингхом? Зачем вообще отправился в Пакистан? Моран прокручивал эти вопросы в голове и ответов не находил. Поэтому оставался лишь один выход: как можно быстрее положить конец всей этой странной, выматывающей нервы истории.