Блики света едва уловимо мельтешили в окнах на Бейкер-Стрит.

Огонь в камине вспыхнул с новой силой, отчего Джон слегка сузил глаза. Он смотрел на пляшущее огоньки уже минут двадцать или час, а может, только минуту. На самом деле, сложно судить о том, сколько времени прошло, когда в голове пустота, смешанная с обрывками мыслей. Доктор сидел на полу в полумраке, прислонившись спиной к креслу, и всматривался в языки пламени.

Холодный осенний ветер сквозняком ворвался в дом, пока дверь внизу открылась. Уотсон не знал кто это: миссис Хадсон или Шерлок. Он не имел понятия, где сейчас его сосед, весь мир сейчас сузился до крохотного уголька, что дотлевал в камине. Между тем, детектив давно был в квартире и как призрак ходил из комнаты в гостиную и на кухню, а затем и вовсе устроился на диване.

Позади доктора послышались шаги, приблизились к нему, остановились, затем снова куда-то отдалились и опять послышались совсем рядом. Немного помедлив, Шерлок протянул Джону светло-бежевый плед. Уотсон, будто не замечая его, продолжал смотреть на огонь.

- Джон.

Тот не откликнулся. Холмс расправил плед, всколыхнув воздух, отчего огонь в камине встрепыхнулся, и на мгновение комната погрузилась в сумрак. Шерлок накрыл грудь доктора пледом.

- Джон, - повторил он и, постояв немного, присел рядом с ним, задев плечом.

Джон знал, что детектив сейчас снова начнет свою речь про то, что он не герой, и Уотсон тоже, что нельзя спасти всех и что нет смысла переживать о том, что уже произошло. Но Джон переживал. Заново и заново прокручивал вчерашний день, когда в ходе очередного расследования они не успели спасти двух заложников, молодую пару, с которыми он проговорил целый час за несколько дней до этого в их новом доме, с витражами в гостиной, семейными фотографиями на полках и запахом готовящегося обеда. Они скромно улыбались, держались вместе и были такими… живыми. Он проигрывал в голове варианты, как могли пойти события «Если бы…» и каждый раз спасал их. Но не в реальности. Заключительным аккордом был практически подорвавшейся на запасной лестнице Шерлок, как в замедленной съемке дурацкого боевика, прыгающий с нее в последний момент. В-по-след-ний-мо-мент.

Он много кого терял в Афганистане, не только пациентов, но и сослуживцев, с которыми делил еду и крышу над головой. Ко всему можно привыкнуть. Но только не к этому. С виду он казался невозмутимым, вытягивался как струна, показывая всем свою военную выправку, вот только в ушах отдавался гул этой струны, и перед глазами то и дело мелькали картинки улыбок людей и уже навсегда закрытых глаз. На следующий день в больнице ему некогда было думать и анализировать, и он был благодарен тем людям, которые выстроились в длинную очередь к его кабинету и не дали возможности размышлять о вчерашнем дне. Только вечером, вернувшись домой, он понял, как его мозг пытается отчаянно переварить произошедшее.

Шерлок молчал. В кое-то веки он не делал попыток высказать свое мнение, о котором никто не просил. Вряд ли он сейчас думал о том же, о чем и доктор. Он блокировал свои чувства, не поддавался эмоциям, считал все это чепухой, но Уотсон так не мог. Джон украдкой глянул на него: он прислонился левым плечом к креслу, в его глазах отражались огоньки и он выглядел умиротворенно-задумчивым.

Джон шумно выдохнул, взялся за край пледа и потянул его на Шерлока, укрыв им обоих. Убирая руку под покрывало, он невзначай скользнул ей по пальцам Холмса, которые были холодными, очень холодными. Все-таки промозглые осенние вечера давали о себе знать. Он сдвинулся немного влево, давая возможность соседу более удобно облокотиться на кресло. Тот сразу понял намек и придвинулся ближе, прижавшись плечом к плечу.

Никто не произнес ни слова. Был слышен только тихий треск горящих поленьев. Они оба смотрели на пламя, укрытые покрывалом, согревающим их. Каждый размышлял о своем, но думать вдвоем под теплым пледом было неоспоримо легче.

Блики света едва уловимо мельтешили в окнах на Бейкер-Стрит.